Безопасный уровень - [115]

— Вы бы знали, сколько я вбухал в них баллов, — сокрушенно машет головой Вадик и в очередной раз промокает салфеткой облитые вином брюки.

Звенит звонок, и я сам иду открывать.

Кирилл стоит в проеме, облокотившись на трость. Три месяца назад он все-таки согласился на операцию и теперь учился ходить. Будто читая мои мысли, он поднимает палку и заходит в дом без ее помощи.

— Ух ты, круто! — удивляюсь я и крепко жму его руку.

— Пока не больше десяти шагов, — скромно говорит он, снимая куртку. — А если день насыщенный, все равно под вечер сажусь в кресло.

Да и не только под вечер, я знал, что в кресле ему удобнее думать.

Мы проходим в комнату. Все по очереди здороваются, а Каратель представляется. Затем Кирилл занимает специально подготовленное кресло за столом.

— Я ненадолго, друзья мои, — сразу предупреждает он и подмигивает нам. — Дела мировой важности, так что расскажу новости, может, выдам пару секретов, выпьем и поеду.

Всем хочется, чтобы он оставался подольше: он сейчас — кладезь информации, не сравнимый с выпуском новостей или книгами. Но все понимают, что он очень занят, да и не может рассказывать всё. Пусть привычные для нас камеры не летают кругом, но секретная служба работает.

Я снова наполняю бокалы, и мы в очередной раз пьем за встречу. Кирилл лишь пробует вино, а оба полумеха и Циклоп перешли на виски.

Софья с распахнутыми глазами тихонько сидит в уголке. Возможно, она опасается, что ее могут прогнать. Не сегодня. Даже если она и услышит что-то не по своему пятнадцатилетнему возрасту, это все ерунда по сравнению с теми ужасами, которые она, как и все мы, пережили год назад.

— Какая повестка дня у совета, — задает вертящийся у всех на языках вопрос Циклоп. Только совсем недавно, когда его не было, Джейн открыла страшную тайну: его зовут Руслан.

— Огромная, как всегда, — Кирилл устало улыбается. За последний год он еще сильнее похудел и осунулся. — Недостаточная скорость выращивания новых тел для воскрешаемых. По идее, их должно хватать, но много растаскивают на органы. Поисковые бригады находят все меньше чипов: они остались только в труднодоступных местах, там уже нужна специальная подготовка — добровольцы не справляются.

Он вновь делает маленький глоток и принимается загибать пальцы на руке, остальные молча слушают, прекратился даже стук приборов о тарелки.

— Дальше: переселение. Никак не можем решить: развивать существующие три центра в Диких землях до крупных городов или создать много маленьких. Сложности и там, и там, — он загибает еще палец. — Недовольство бывшего рабочего класса Европы растет быстрее, чем мы успеваем выполнять их требования. Они хотят компенсацию вроде той, что дают жителям Игровых миров, и не хотят работать. Отсюда проблемы с производством, в том числе и продуктов питания; стараемся решить их через торговлю с жителями Диких земель, но пока трудно идет, они настроены не очень дружелюбно.

— И их можно понять, — говорю я. Все присутствующие знают с моих слов, что делали с «дикарями» отряды военных.

— Да, их можно понять, но нам от этого не легче. Никак не решим, что делать с преступностью: больше новых тюрем или новые игры в полудобровольном порядке, то есть добровольцы и преступники в одном мире с разными заданиями и наградами.

Он замолкает. И все ждут, затаив дыхание, зная, что он подошел к главному — протоланам.

— С пришельцами через неделю заканчивается временный договор, и мы близки к подписанию постоянного. По нему они делятся технологиями и помогают интегрировать их в нашу жизнь, многие из них они дают бесплатно в качестве компенсации. Взамен они просят незначительный кусок Антарктиды и кое-какое продовольствие.

В целом большинство поддерживает договор, но радикальная партия — вы, наверное, знаете этот прикол: она называется Новейший Завет, — так вот она категорически против и призывает уничтожить захватчиков. К сожалению, в нее входят и достаточно влиятельные люди, включая и некоторых членов секретной службы. Кстати, полковник Кервуд обижен на тебя, Сережа, он думает: ты наплел ему про взрыв и устроил его сам.

Я опускаю глаза. Мы уже обсуждали это. У Кервуда ничего нет на меня, кроме показаний заложников, которые могли и не видеть, как Вершитель включает бомбу. Этого мало, чтобы предъявить мне обвинения, тем более, в глазах жителей Игровых миров — я герой почти уровня Кирилла. Но Кервуд — мужик серьезный, и с ним приходится считаться.

— Думаю, мы все-таки примем этот договор, а что будет дальше — загадка, не берусь ничего просчитывать.

И это страшно: обычно Кирилл предсказывает все очень точно. Все молчат и смотрят в тарелки. Думаю, наши мысли в целом сходятся.

Вдруг начинает говорить Софья. Ее голос немного дрожит, но я вижу знакомое упрямое выражение лица:

— Кирилл, а как вы думаете, мир… Вы когда-нибудь сделаете этот мир справедливым? — Она будто засомневалась в правильности подобранного слова. — Будет такое, что все люди станут счастливы?

Кирилл задумчиво смотрит на нее, и заметно, что отвечать пятнадцатилетней девочке ему гораздо труднее, чем спорить в совете. Она почувствует ложь.

— Со временем, Софья, со временем. И точно нет, пока живы все те, кто живут сейчас, — он говорит очень тихо, и каждое слово камнем оседает в наших душах. — Слишком велики взаимные обиды, слишком много надо сделать, и мало тех, кто готов это делать. И если без пафосных речей, о том, что всем нужно сплотиться и т. д…