Безопасный для меня человек - [59]

– Если вы к Ребекке, то идите через главные ворота. Здесь ее нет.

Она махнула в сторону двери и снова вернулась к навозу. От ее рассерженного лица мне стало не по себе, я напрягся и застыл на месте.

– Уйдите уже!

Она звучала раздраженной. Чувствуя себя так, будто меня прогнали, я вышел из конюшни и направился в сторону дома.

Когда перерыв закончился, я снова вернулся в сад. Людей в нем работало немного: сама хозяйка Лиза, ее партнер Лео и несколько местных, приезжавших на неполный рабочий день. Не считая меня, их средний возраст составлял лет шестьдесят, но скорость, с которой они срезали цветы, значительно превосходила мою. Я просыпался в пять, ел завтрак, который готовил Лео, и в шесть приступал к работе. В одиннадцать утренняя смена закрывалась, я где-нибудь обедал, в два часа снова возвращался в сад и освобождался в пять. Все разъезжались по домам, Лео готовил ужин, и вскоре вместе с ним и Лизой я садился за стол.

Так время подходило к восьми. В городе всегда есть масса возможностей познакомиться с молодежью, но в Ачиди шансов было мало. Пока я пытался развеяться, гуляя по деревне, становилось только более тоскливо. Вокруг нависала атмосфера, прорвать и проникнуть в которую было мне не под силу. В каждом доме горел свет, но не было места, куда мог зайти я. И в сэндвичной лавке, и в пабе, где собирались, смеялись и болтали местные мужчины, мне часто становилось не по себе, и я почти сразу уходил.

Я увидел заметку на доске объявлений бара примерно через месяц после того, как приехал в Ачиди.

«Практика разговорного английского. Мы рады всем!» Местом встречи значился небольшой собор Ачиди. Я решил, что они просто пытаются привлечь иностранцев, чтобы потом навязать им религию, но два дня спустя все-таки решил сходить. Когда по восемь часов в день смотришь только на яблони, когда, даже закрывая глаза, видишь перед собой только ветки и секатор, когда впадаешь в одиночество настолько, что даже ужина с неразговорчивой пожилой парой ждешь с нетерпением – даже один месяц будет казаться невыносимо долгим. Мне требовалась какая-то воронка, чтобы сливать в нее время.

В старом соборе не осталось ни капли тепла. Он был построен из сложенных друг на друга серых камней, выглядел холодным и на первый взгляд давно заброшенным. В молитвенном зале висел небольшой крест. Мы устроились в гостевой комнате: поставили стулья кругом, включили торшер и зажгли свечу в центре. Я взял предложенную молодым парнем кружку горячего шоколада и сел.

– Меня зовут Джованни, – сказал он. – Я открыл этот клуб этой весной. Сегодня у нас новенький. Давайте все представимся по очереди.

Нико из Македонии приехал сюда по программе Au pair, Ирен тоже приехала по Au pair, но из Венгрии, а Аня приехала из Грузии и работала в поле. Все рассказывали о себе с улыбкой. Их явно забавляло, что они представлялись друг другу уже не в первый раз.

Я тоже представился. Сказал, что меня зовут Эдуарду, но все зовут меня Ральдо, что я из Бразилии, а здесь уже месяц. Я рассказал, что работал в яблоневом саду, что раньше учился в университете на преподавателя английского, но окончить его не смог.

Помню, как по-доброму они все смотрели на меня. Здесь не было той стены, на которую мне приходилось натыкаться почти каждый день с тех пор, как я приехал в Ачиди. Все с готовностью слушали меня, а я – их. Потому что все мы были в похожем положении.

Я все еще рассказывал о себе, когда дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла азиатка из конюшни. Она лишь мельком взглянула на меня и присоединилась к остальным.

– Эдуарду, можешь, пожалуйста, еще раз представиться для Хамин? – попросил Джованни.

Она смотрела на меня, скрестив на груди руки. Ее лицо по-прежнему выглядело сердитым.

Всячески избегая ее взгляда, я еще раз рассказал о себе.

– Ну, мы все уже познакомились, теперь ты, Хамин, расскажи Эдуарду о себе.

– Это обязательно? – переспросила она и перевела взгляд на меня. – Меня зовут Хамин. Я кореянка. В Ирландии уже год. Раньше я учила английский и работала в овощном магазине, а теперь работаю в конюшне.

– Ты из Северной или из Южной Кореи? – на автомате вылетело у меня, и я тут же закрыл рот.

– Из Южной. Но это еще не значит, что я из теплой страны.

Впервые на ее лице появилось выражение, в котором не было враждебности.

Все по очереди рассказывали о событиях прошедшей недели. Английским все владели на разном уровне. Нико, который знал язык лучше всех, старался говорить помедленнее, а Аня спотыкалась и, чтобы выразить свои мысли, искала слова в словаре. Рассказывая о жизни в Ачиди, все, будто сговорившись, плавно переходили на рассказы о тех местах, откуда приехали: чем они занимались на родине, что о ней думают.

Я тоже рассказал о своей жизни в Бразилии. Упомянул, что нормальной работы у меня не было и я сидел на шее у матери. Я думал, что моя история прозвучит забавно, и смеялся, но все почему-то были смущены. Особенно Хамин – она все время хмурилась и сидела с недовольным видом.

Хамин в основном рассказывала о лошадях, за которыми присматривает. Всего их было восемь, но, если восьми клиентов не набиралось, не седлали самого непослушного – Лентяя, и самого старого – Старика. «Это секрет», – подчеркнула она, но на самом деле эти двое нравились ей больше всех. А из них двоих – Лентяй. Даже когда она сама отчитывала его за то, что он не слушался, внутренне она все равно была на его стороне. «Лентяй». Когда она произнесла это прозвище, на ее лице впервые возникло довольное выражение.