Безнадёжная любовь - [4]

— Да пошел ты!

Богдан, все еще кутаясь в одеяло, застегнул куртку по самый подбородок. Он с трудом сдерживал одолевающую его дрожь. Аня присела на краешек разместившегося возле многочисленных пустых стеллажей письменного стола.

— Слушай, там где-то вода была.

Аня без особого желания понесла стоявший на столе стакан и сразу отвернулась, снова направилась к столу, а подойдя, обнаружила на нем прежде прятавшийся за стаканом прозрачный пузырек с таблетками.

— Что это?

Богдан, не глядя, равнодушно бросил:

— Попробуй.

Аня взяла пузырек, открыла, достала белый кружок.

— Терпеть не могу лекарства.

Молодой человек посмотрел с интересом, и она подумала, что сейчас он скажет что-нибудь о ее брезгливом замечании, но он лишь насмешливо дернул углом рта и произнес:

— Что ты там прячешься? Боишься?

Аня возмущенно хмыкнула.

— Да иди сюда. Не трону я тебя. Думаешь, у меня и мыслей только, как с тобой переспать?

Аня резко вскинула глаза и тут же отвернулась.

— Эй! — услышала. — Вот так святая невинность! Недотрога обиделась, что кто-то отказался обладать ею? Ну извини. Сегодня, сама видишь, от меня мало толку. Как-нибудь в другой раз.

— Заткнись! — наконец-то удалось выговорить Ане, но Богдан уже и сам замолчал, и лишь через какое-то время вновь раздался его голос:

— Там где-то сигареты на полках… — и опять с такой интонацией, будто она обязательство подписала исполнять все его желания. Нашел золотую рыбку!

— Я тебе в служанки нанялась?

— Что, тебе трудно? Ты же видишь: я сам ни на что не способен, — он говорил так, будто считал это достоинством.

Аня принесла ему сигареты (отчего-то не догадалась бросить прямо от полок) и больше не стала возвращаться к столу.

— Садись, — Богдан протянул ей пачку.

Аня отрицательно мотнула головой и села на край полосатого матраса.

— Здесь раньше склад был?

— Не знаю. Наверное. Во всяком случае матрасами и одеялами здесь целая комната была набита. Так что мы — со всеми удобствами.

На Аню поползло белое пахучее облачко табачного дыма, и она отмахнулась от него рукой.

Богдан перестал кутаться в одеяло, и оно плащом спадало с его плеч.

— Я вообще-то тоже не курю. И сигареты не мои.

— Да ладно оправдываться-то.

Осторожно он уперся подбородком в ее плечо.

— Эй! Ты чего сюда пришла?

— Не знаю.

Он отодвинулся.

— Глупая девчонка! Совсем недавно едва не рыдала, возмущалась, злилась, а сегодня сама явилась. Ты вообще представляла, что делала?

— Нет, наверное.

Богдан отвернулся, выпустил очередное облачко дыма, стряхнул пепел прямо на пол.

— Слушай…

Уже по первым звукам ставшего твердым и уверенным голоса девушка определила, что последует дальше.

— А ты не мог бы перечислить все сразу, одним списком? Чтобы мне не бегать бесконечно туда-сюда.

Он рассмеялся.

Аня ушла лишь утром, случайно встреченный по дороге Чоня старательно делал вид, будто не знает, чем она занималась всю ночь. Наивный, он действительно ничего не знал. Ему и в голову не могло прийти, что на самом деле происходило.

Аня сидела, прислонившись спиной к стене, гладила растрепанную голову и молчала, а Богдан все говорил и говорил разные глупости и несуразности. Ей нравилось слушать его голос, но она почти не воспринимала смысла сказанных слов. Она прислушивалась лишь к ощущениям собственных пальцев, касающихся мягких волос и горячей кожи, и совсем не заметила, как заснула.

Аня рано проснулась в непривычном, чужом для нее месте. Богдан спал, повернувшись к ней спиной, все так же в наглухо застегнутой куртке. Она тихо встала, направилась к двери, повернула ключ.

— Ты куда? — раздалось за спиной.

Аня обернулась. Богдан сидел, обхватив колени.

— Домой.

Он промолчал, вопреки ее ожиданиям. Тогда она медленно открыла дверь и вышла, а он упал на кучу одеял и подумал: почему ничего не сказал, почему отпустил ее? Хотя… Почему следовало ее задержать?

Какое-то время он маялся между сном и явью, лежал с закрытыми глазами, вслушивался в случайные звуки и внушал себе, что спит, пока что-то внутри, не терпя возражений, твердо не скомандовало: «Надо встать!» И он встал, снял куртку (ну да, все утром одеваются, а он раздевается), и, словно специально дождавшись этого момента, дверь распахнулась.

— Как дела? — нежно прозвучал обычно резкий голос.

Он отвернулся, досадливо поморщился.

— В порядке. Тебе чего?

Лола уловила недовольные интонации, подошла совсем близко, заглянула в глаза.

— Богдан! — она никогда так ласково не произносила его имя. — А как же я?

— Ты? Что ты? — он не хотел замечать тревогу в устремленном на него взгляде, не хотел понимать. — Ну?

Безнадежно разбившись о стену мрачного равнодушия, ласка съежилась, мгновенно трансформировалась. Извивающаяся в причудливом, завлекающем танце змея взметнулась и показала ядовитые зубы.

— Кого ты привел вчера? — глаза у Лолы привычно сузились, а нежность в голосе сменилась металлом.

— Что ты психуешь, детка? — Богдана, казалось, порадовала резкая перемена, произошедшая с подругой, и он даже благосклонно приобнял ее.

— Как ты мог?

— Ну, будет! Разреши мне немножко поразвлечься. Отдохнуть. От всего. От тебя. Это же временно. Сама подумай. Потом я все равно вернусь к тебе.