Безмятежность - [44]

 - Она ушла из племени вместе с матерью. А через некоторое время родился я, – рассказывал Джо. - Штат Орегон выделил нам этот особняк, в нем мы и живем.

 Джо кивнул в сторону дома.

  - И ты никогда не видел своего отца? – спросила я.

 - Я даже имени его не знаю. Мама никогда не называла мне его, а бабушка зовет его не иначе, как «Человек с ледяными глазами».

 Я посмотрела на Джо. Его глаза тоже были серыми, но они не казались мне ледяными, скорее напоминали неспокойные северные моря  во время непогоды.

 - А как у вас появилась Аннабель? – спросила я. У вас же разные отцы. – Я смутилась. – В том смысле, что она на тебя совсем не похожа.

 - Ну, раньше-то мама работала. Одно время – на заправке. Там и познакомилась с одним чуваком из Невады.. Он приезжал сюда порыбачить. Рой Мур его звали. Они даже поженились.

 Джо усмехнулся, думая о чем-то своём.

 - А потом?

 - Потом она вернулась уже с Аннабель.

 - Так она уезжала? А ты оставался один? – ужаснулась я.

 - Почему один? С бабушкой. Когда мама вернулась, я уже в школу ходил.

 - А этот… «чувак из Невады» приезжает?

 - Рой? Да, был несколько раз. Когда они оформляли развод и алименты. Обычно, Аннабель к нему ездит на каникулах.

 - А почему он не заберет её к себе? – спросила я и вдруг поняла, что мой вопрос бестактный.

 Джо ухмыльнулся, развел руками и сказал нараспев, явно кого-то передразнивая:

 - У меня другая семья, детка!

 На улице как-то незаметно стемнело. От снега исходило слабое мерцание. В доме Джо, наконец, зажегся свет.

 - Бабушка вернулась! – улыбнулся Джо и от этой искренней радости он вдруг показался мне маленьким ребенком, несмотря на его габариты и возраст.

 -Ты же на самом деле чуткий и ранимый, - вдруг поняла я. – Зачем ты всё время выделываешься и привлекаешь внимание?

 - Думаешь, мне самому это нравится? – возмутился Джо.

 - Думаю, да.

 - Ошибаешься. – Джо вздохнул. – Когда всё время на виду, это как на сцене. Ты не можешь выйти туда без грима или в плохом настроении. Поэтому держишь улыбку даже, когда тебе больно и смеешься со всеми, даже если внутри себя плачешь.

 В тот вечер и много раз после я долго думала над этим, но понять не могла. Как это: плачешь внутри себя? Зачем?

 Сама я часто плакала, иногда по совсем незначительным поводам, но эти слезы папа называл «утренней росой». Они и, правда, быстро проходили. Только один раз мои слезы затянулись надолго -  когда мы уезжали с Аляски. Но там было всё: и обида, и боль предательства, и тоска по дружбе, и прощание с детством… В Астории я уже простила Сэма настолько, что начала отвечать на его письма. Но Джастина – вычеркнула из своих воспоминаний навсегда.

27. Школьный бал

 По сравнению с другими девочками, Марианна одевалась очень хорошо. Все знали, что ей шьет её мама, но это были точные копии изделий модных дизайнеров и девочки только ахали. По воскресеньям Марианна с матерью ездили в Портленд, вроде как в церковь, на самом деле они посещали благотворительные распродажи и прочие барахолки Их дом после этих вылазок напоминал помойку и швейную фабрику одновременно. Мадам Дюпон, вооружившись огромными портновскими ножницами, яростно кромсала то, что они притащили из Портленда. Какие-то из вещей лишались подкладки, а некоторые и вовсе шли на выброс. От них требовались лишь лекала или фирменные этикетки.

  Эти этикетки мадам Дюпон аккуратно перешивала на сшитые ею же платья и вечерние наряды поднимались в цене в несколько раз.

 Хотя и без этих «этикеток тщеславия», как их называл мой папа шила мадам Дюпон очень хорошо. Она умела придумать такой фасон, что любая фигура в её наряде выглядела изящной. Поэтому и полнота Марианны и её короткие ноги исчезали где-то в длинных струящихся брюках или в коротком жакете или в тунике с широкими рукавами. Мадам Дюпон была мастером своего дела. Глядя на неё за работой, мне вспоминалась сказка Джанни Родари, мне её читали в детстве, про тетушку, которая могла сварить варенье из всего, даже из опилок. Так вот, мне казалось, что мадам Дюпон может из всего на свете сделать вечерний наряд. 

 Когда я отнесла ей свою кружевную накидку и платьице, в которых происходило моё первое причастие в Римском соборе, (а до этого события – это кружево служило подвенечным нарядом моей мамы), мадам Дюпон сняла с меня мерки и уже на следующий день я примеряла строгое, но великолепное платье. Белый кружевной лиф спускался потоками цветов на черную ткань.

 - Мамочка, да у тебя получилось, как у Готье! – воскликнула Марианна.

 - Только гораздо дешевле, - вздохнула мадам Дюпон.

 - Но ты же не будешь брать с Софи денег?

 - С Софи -  не буду.  – Мадам  Дюпон хитро улыбнулась, - Если она даст слово в этом наряде пойти на бал.

 Я пошла на бал, и это был первый бал в моей жизни. Выпускной на Аляске не считался. По сравнению с этим, он был просто детским праздником. А здесь были настоящие наряды и настоящие взрослые парни. И, похоже, я им нравилась. Я танцевала без остановки, и мне казалось, что это лучший вечер в моей жизни. Мне нравилось двигаться под музыку и мне было совершенно не важно, с кем я в паре. Марианна же вовсе не танцевала, а лопала бутерброды и смотрела на меня скептически.