Безмятежность - [36]

 Чем больше времени мы проводили вместе, тем сильнее крепла наша дружба. Вот только «свиданиями» наши встречи назвать было теперь нельзя. Джей-Эйч относился ко мне, как к другу, но ореол загадки, а вместе с тем интерес ко мне как к существу противоположного пола, исчез навсегда. Я видела, что ему нравились девочки в коротких юбках и с накрашенными губами. Он прямо голову сворачивал, когда они парочками проходили мимо нас, переглядываясь и шушукаясь. А когда я однажды накрасила губы, Джей-Эйч поморщился и сказал:

  - Сотри. Тебе не идет. Ты похожа на клоуна.

 Я вытерла помаду тыльной стороной ладони и обиделась на Джастина на всю жизнь. Но я всё таки любила его. Любое его прикосновение: страховал ли он меня в спортзале или подавал руку, чтобы залезть на скалу, или растирал полотенцем после купания – приводили весь мой организм в трепет. Я просто бредила Джастином. Это замечали мои родители – они были очень тактичны, это видел Сэм – он только вздыхал, но сам Джей-Эйч не делал никаких движений в мою сторону. Для него и я и Сэм были равны.

 Так продолжалось до конца лета. Именно тогда я услышала разговор Сэма и Джастина. Точнее подслушала. И уже не важно, как вышло, что я случайно оказалась под перевернутой лодкой: у меня закатился карандаш, а когда подошли мальчики, вылезать было глупо – они уже разговаривали и разговаривали обо мне. Говорил Джастин.

 - Ты знаешь, как я отношусь к Софи. Да, она мне нравится.

 - И при этом ты лапаешь  Кирстен! – возмущенный голос принадлежал Сэму.

 - А что? Она классная,  - казалось, что Джастин самодовольно улыбается. - И полапать есть за что.

 - А как же Софи? – голос у Сэма был умоляющий.  – Она любит тебя!

 - А тебе-то что? – голос Джастин был до странности спокойным. – Она - мелкая. У неё даже сисек ещё нет.

  - Разве в этом дело?

 - А в чем же ещё? Станешь постарше – поймешь.

 Они помолчали, потом Джастин снизошел до объяснений, но голоса стали удаляться.

 - Она же, как мальчишка. Не тянет меня к ней. Вот тебя тянет?

 - Да,  - Сэм вздохнул. – Меня тянет.

 - Ну, ты даешь! Она же тебе вроде сестры.

 - Ну, вроде… А всё равно тянет.

 Дальше я уже не слышала, о чем они говорят.

 Мне было невыносимо больно. В груди жгло так, словно у меня вырезали сердце. Темнота под лодкой внезапно сделалась кромешной. Я была словно в могиле. Мне и хотелось в могилу, под землю, чтобы никто никогда меня не видел. И ещё мне было мучительно стыдно.

 Он сказал «нет сисек».

 Действительно, те припухлости, что у меня появились вначале лета ещё трудно было назвать грудью. Мама говорила, что это потому, что я очень худая, что северные девочки обычно развиваются позже и что у неё самой до 14 лет не было никакой груди. Глядя на её великолепную фигуру и красивый бюст, поверить в это было невозможно. Да и какая же я северная? Я и родилась почти на экваторе и всю жизнь провела в теплых морях.

 Я плакала всю ночь. Сначала под лодкой, потом – дома. Мне так хотелось, чтобы у нас с Джастином было всё как в романах: бурные объяснения, страсти, ревность, примирения и в конце – поцелуи под омелой… Или хотя бы под сосной. Но Джастин не любил меня. И никогда не полюбит. 

 А ещё он сказал «нет сисек».

 Папа, увидев меня на пороге дома всю зареванную, испугался

  - Кто тебя обидел? Софи, деточка….

  - Папочка! – я не могла ничего объяснить, мне было стыдно, и я всё повторяла:

 - Папочка, давай уедем! «Ника» ведь готова? Уедем, папочка!

 - Куда, милая?

 - Мне всё равно! Отсюда! Я не могу здесь больше жить! Я  не хочу жить здесь! Я лучше умру!

 - Погоди,  - папа стал о чем-то догадываться. – Ты поссорилась с Джастином? Или с Сэмом? Они тебя обидели?

 - Я ненавижу их! Обоих!

  - Они что-то сделали тебе?

 Папа был какой-то непонятливый и спрашивал одно и то же. Но ему я ничего объяснять не стала.

 Позже, рыдая на коленях у мамы, я говорила:

 - Джей-Эйч – недоумок. Он сказал, что у меня нет сисек. Что я, как мальчишка. А Сэм – гад, предатель.

 - А Сэм-то здесь при чем?

 - Как ты не понимаешь?! Он же слушал это! Он же должен был убить Джастина на месте!

 Мама пыталась меня утешать.

 - Софи, глупышка, тебе всего тринадцать. Со временем у тебя будет прекрасная, женственная фигура, и грудь…

 - Мама, ты не понимаешь! Мы же - друзья! Как же они могли говорить про меня такое? Я же – человек, а не ходячие сиськи...  Я никогда не смогу это забыть. Это – предательство. Уедем, мамочка, уедем отсюда!

 - Хорошо, - мамины руки гладили и перебирали мне волосы. – Мы уедем. Только от этого ничего не изменится. Все твои обиды останутся вместе с тобой. Зачем загружать ими «Нику»?

 Вспомнив о «Нике» я снова заплакала. Как же я могла забыть о ней? Вот это и было настоящим предательством. Моим предательством. Всю зиму и лето я проводила с мальчишками, а папа и мама ремонтировали нашу яхту: восстанавливали корпус и переборки, перебирали двигатель, ставили мачту и такелаж и даже заменили обшивку кают, испорченную водой и огнем. Радиорубка сверкала новенькой радиостанцией и ещё какими-то приборами, названий которых я не знала. И всё это сделали мои родители. Без меня. Пока я проводила время с этими … уродами.