Безмятежность - [27]

 Мамины и папины черты так затейливо переплелись в нем, что возникло нечто совсем иное. Это как с волосами. Мамины тяжелые, густые, насыщенные яркой медью и папины – черные, в крупных завитках вместе породили мои: ярко каштановые, кудрявые. Глаза у меня – папины: глубокие и черные, нос и щеки – мамины. При первом же взгляде видно, что я – её дочь. Губы, к моему великому сожалению, не пухлые и веселые, как у мамы, а папины – изящные и строгие. Я вздохнула: губы у меня получились мужские. Как и подбородок. Как и взгляд из-под черных бровей. Серьезный и настороженный. Я попыталась придать лицу беспечное выражение, сделать разные ужимки или наивное похлопывание глазами – у меня получались лишь гримасы. В конце концов, я рассмеялась, и лицо снова стало моим.

 Ладно. Я - красивая. Но ведь не только же из-за красоты люди любят друг друга? И дружат тоже.

 Я ещё не понимала, что такое любовь, но знала, что такое дружба.

 С Сэмом мы проводили всё свободное время. Папа отдал нам уцелевшие велосипеды, Нил Найколайски отремонтировал их и, пока не выпал глубокий снег, мы с Сэмом обкатали все окрестности Датч-Харбора и Уналашки. Таких великолепных велосипедов не было ни у кого на всех Алеутских островах и может быть во всей Аляске! Мы летали  по дорогам, как две серебряные пули, обгоняя друг друга, орали и хохотали. Жители на первых порах были недовольны и даже говорили:

 - Не хватало нам ещё одного Сэма! Эта сумасбродная девчонка еще большее бедствие, чем он. И что нам теперь ожидать от них обоих? Конец света?

 Но разговоры эти очень скоро прекратились. Сэм почему-то потерял свою способность к бедам и роковым случайностям. К нему ещё продолжали относиться настороженно, но все заметили позитивные перемены в нем и единодушно решили, что так благотворно влияет на Сэма дружба со мной.

 Мы с Сэмом понимали друг друга с полуслова и даже движения наши были похожи.  А уж когда мы носились на одинаковых велосипедах, в одинаковых зеленых куртках, то нас и вовсе не различали.

 - Вы прямо, как братья!- восхитился однажды мистер Твитч. Потом смутился и поправился: - Я хотел сказать, как сестры.

 - Родственники, вы хотели сказать, - подсказала я ему.

 Лица у нас с Сэмом и, правда, были похожи. И зубы. И глаза одинаково черные. И кудри. Только у меня темные, а у него – светлые. Впрочем, в шапке это заметно не было. Кстати, шапки у нас были разные. У Сэма - зеленая, благополучно выловленная багром у нашего места спасения, у меня – белая.

 Слова мистера Твича взволновали меня. Я всегда мечтала о брате и завидовала Сэму, что у него их целых три.

 - На самом деле, это не так уж это и здорово, - признался Сэм. – Я самый младший. Все тычки достаются мне. И никто не относится ко мне серьезно. Я вот всегда мечтал о сестре. Такой, как ты.

 Тут Сэм смутился и замолчал.

 И тут у меня в голове родилась безумная идея.

 - А давай станем братом и сестрой? – предложила я.

 - Как это? – удивился Сэм.  – Ты хочешь, чтобы наши родители поженились?

 - Дурак ты! – обиделась я. – Кто же поженит двух мужчин?

 Сэм так недоуменно захлопал глазами, что я рассмеялась.

  - Мы УЖЕ родились. Зачем привлекать сюда родителей? Я знаю способ получше.

 Когда я  рассказала Сэму суть, он радостно закивал и сразу же достал перочинный ножик для обряда, но я остановила его.

 - Это должно быть торжественно.

 Мы назначили день,  и я приготовила необходимые вещи: чистое полотенце, перочинный нож и антисептик. Сэм купил его в аптеке

16. Брат

 В тот день мы заехали на велосипедах так далеко, что кроме океана и скалистого берега ничего вокруг не было. Шум океана и сильный ветер перекрывали наши голоса, и нам пришлось выкрикивать слова клятвы. Говорила я, Сэм вторил мне:

 - Перед ветром и океаном...

 -..перед скалами и дождем...

 - ...беру тебя Сэм Найколайски в родные братья…

 - ...клянусь быть тебе...

 - ...заботливой сестрой...

 - ...заботливым братом, помогать...

 - ... защищать от всех бед...

 - ... и помнить о нашей клятве всю свою жизнь.

 Потом мы торжественно разрезали свои ладони ножом и соединили руки, скрепляя клятву крепким рукопожатием. Крови было много, особенно у Сэма. Вот тогда нам и пригодилось полотенце, которым мы обмотали ладони. Антисептик мы использовали раньше: я протерла им наши ладони и лезвие ножа.

 - Какая же ты умная! – восхитился Сэм.

 - Я предусмотрительная. Тебе тоже пора таким становиться. Ты же теперь мой брат!

 Обратно мы возвращались уже под проливным дождем и почти в полной темноте. На въезде в город нас встретил целый отряд: нас уже собирались искать. Мама кинулась ко мне в слезах, прижимала к себе и целовала куда попало. Сэм, съёжившись подошел к отцу и получил от него такую затрещину, что мне было странно: отчего голова Сэма не покатилась по дороге от такого тумака.

 Нас долго выспрашивали про изрезанные руки, но я молчала, а Сэм выдавал такие фантастические версии, что скоро от нас отвязались только наложили чистые повязки. А Сэму ещё и швы. Слишком глубоко он полоснул по ладони ножом.

 В школу мы с Сэмми ходили вместе и учились в одном потоке, только вот сидели в разных концах класса. Когда нас сажали рядом, мы постоянно разговаривали, и за это больше всего  доставалось Сэму. Я-то, болтая с Сэмом,  слушала учителя и могла пересказать весь урок, а мой дружок почему-то нет. Впрочем, даже без болтовни, учиться Сэму было тяжело. Я помогала ему, но переделать его голову я не могла.