Безмолвная служба - [103]

Так что все это было по сути шпионскими приключениями и игрой в кошки-мышки. Время выхода никогда не назначалось и не устанавливалось. Принимались все меры, чтобы нас не вычислила советская разведка, и задача учений состояла в том, чтобы выйти в океан никем не замеченными. Безопасная глубина похода была около 100 футов, так что корабли, проходившие над нами, не причиняли хлопот. Затем надо было выбрать глубину сообразно с условиями воды, а также определить, что конкретно собираешься делать, например затаиться и смотреть, что собираешься услышать или подобрать кого-то еще. Много было очень важных задач. Их надо было обдумать, взвесить в соответствии с данными разведки об этой зоне. А еще надо было уравновешивать все это со связью.

Лодки “Поларис” никогда ни с кем не говорили, но постоянно слушали. Можно было быть уверенным, что можешь слушать все время и получать любые сообщения, которые тебе послали. Они отправлялись посредством множества передач; подводные сигналы традиционно шли на очень низкой частоте, и можно было использовать несколько антенн. Среди новейших способов был ползущий провод, с которым приходилось обращаться внимательно. Если находишься в открытом океане, но в спокойной воде, летчик, может заметить провод, и поэтому надо было все время быть начеку и думать об условиях, в которых действуешь, и о самых важных своих задачах. Нам дали обширные районы для патрулирования, так что было сделано все, чтобы мы могли остаться незамеченными. Одним из лучших способов достижения этого была свобода действий в пределах большого района и возможность идти куда хочешь.

Те, кто занимался навигацией корабля, и старшие офицеры были единственными, кто знал, где мы находимся. Северное Норвежское море, западная Атлантика, Средиземное море. — ... если кто-то предполагает, что мы идем к России, то просто берешь компас, ставишь прицел ракеты и выбираешь, где хочешь поставить людей. Нортвудская штаб-квартира (центр командования и контроля подводного флота. — Д.П.) определяла, в каких водах ты будешь действовать, и давала по возможности обширные районы, так что у тебя была полная свобода. Сообщались данные о государственной, европейской военно-морской активности или о военно-морских действиях стран НАТО, потому что не хотелось оказаться в этих районах, и мы получали столько информации о передвижениях других, сколько нам могли предоставить, так что мы не попадались никому на пути. По сути, врагами были все, так как цель патрулирования должна была оставаться невыявленной. Насколько я знаю, ни одно патрулирование не было сорвано.

Что касается ракет, то информация о цели приходила в запечатанной ленте. Их загружали в компьютер со множеством функций проверки, который сообщал, что принял ленту и распознал ее, но координаты возможных целей никогда нигде не показывались. Полагаю, что офицер по оружию имел возможность получить их, но на это понадобилось бы много времени. Я, разумеется, не знал, каковы были наши цели, но независимо от того, выяснил бы я или нет, что началась какая-то заваруха, я получил бы указание открыть другие документы.

На тот случай, если бы это произошло, у нас была процедура, которую следовало выполнить. Сами ракеты были соединены с инерционной навигационной системой так, что они знали, откуда стартуют. Ракетам задавали координаты объекта, и когда их выпускали, остальное делали бортовые компьютеры. Это была великолепная система, и когда мы выпускали ракеты на испытательном полигоне в США, она всегда работала безотказно. У всех систем вооружения, которые тогда были в употреблении, были хорошие и плохие дни, но у этой всегда были только хорошие. Это было просто инженерное чудо — ракета на твердом топливе, не оставлявшая после себя отвратительного газа или жидкости, очень впечатляющая система.

Каждый день или время от времени проводились разные испытания, а сама система проводила самопроверку и самодиагностику. Еще были периодические учебные, «ненастоящие» запуски, которые устраивали для собственной пользы или которые производились неожиданно, по сигналу из штаб квартиры. Все, что происходило на борту, регистрировали компьютеры, и данные возвращались на контроль. Все данные тщательно проверялись, как «черный ящик» самолета. К концу каждого патрулирования скапливались вагоны данных; там было записано все, что делалось на борту. Вся информация анализировалась по минутам. Проверялось, как все проходило и верны ли были параметры.

Мы были на пике «холодной войны», хотя никогда не выставлялись как оружие первого ядерного удара, и мы все это знали. Лодка всегда была средством сдерживания. Что касается нашего собственного впечатления оттого, что мы перевозим такую мощь, что всегда чувствовалось, сценарий, при котором ты сможешь нажать кнопку, предполагает такой хаос (когда все, ради чего ты жил, возможно, уже разлеталось в куски), что ты в любом случае захочешь нажать на эту кнопку. Это был сценарий конца света, и не думаю, что при получении приказа о запуске ракет с его выполнением были бы какие-то трудности. Еще у меня всегда было чувство, что эта лодка — средство сдерживания, и оно будет работать, и, потому что оно у нас было и потому что оно было таким ужасным, мы вряд ли столкнулись бы с необходимостью применить его. Система сама по себе казалась настолько хорошей, что мы чувствовал уверенность: у тебя есть действенная система, и она известна всему миру именно в таком качестве.