Безлюдные земли - [6]

– Нет даже косвенных улик, Сэм. Только безумные предположения, которые я строго запретил тебе излагать твоей группе. И с сегодняшнего дня этот запрет будет еще категоричнее. Благодаря этому так называемому штурму. Если же ты предпочтешь проигнорировать мои распоряжения и запреты, я тебя уволю.

– Я намерен исходить из того, что ты шутишь.

– Я сейчас похож на шутника?

Их взгляды встретились. Ни один не отвел глаз. Клинч. Если Аллан шутил, ему очень хорошо удалось это скрыть. Наконец, он отвел взгляд, глубоко вздохнул и покачал головой:

– И каким будет следующий шаг?

– Я как можно скорее изучу это дело с Ди, нам надо вернуться к началу.

– Что за странное прозвище, Сэм?

– Ее зовут Дезире Росенквист, ты ж пойми, полицейского не могут звать Дезире Росенквист, – пояснил Бергер. – Так что Ди – это просто сокращение.

– Ну да, так, конечно, намного лучше, – сказал Аллан, выпроваживая Бергера из кабинета.

Бергер вышел из задумчивости и обнаружил, что идет по темному коридору и улыбается. Он свернул у колонны, которая служила границей офисной зоны. Из всех рабочих столов был занят, разумеется, только стол Ди. Она оторвала взгляд от экрана и посмотрела на Бергера.

– Получил нагоняй?

– Еще какой, – подтвердил он. – Например, мне следует прекратить называть тебя Ди.

– Он мог бы спросить меня.

– Таким образом он, разумеется, проявил заботу о тебе.

Смех. Точнее, короткий смешок.

– Послушай это, – сказала Ди после небольшой паузы.

Она кликнула что-то на компьютере, и из него донесся довольно взволнованный женский голос: «В общем, я действительно уверена, что только что видела, ну, вы знаете, ее, ее, ту девушку, через окно. Хотя я все же не совсем уверена, что это была она, но на ней была эта, ну, не знаю, розовая лента на шее с тем греческим, неправильным таким, крестом, не знаю, может, это православный, но она же прям настоящая блондинка, у нее не может быть греческих корней».

Ди остановила запись и спросила:

– Какую роль здесь играет слово «розовая»?

Бергер пожал плечами и ответил:

– Решающую. Именно из-за него мы и поехали туда.

– Да, – задумчиво протянула Ди. – Крест был не греческий, а русский, но православный, и его она могла видеть в газетах. Но про цвет ленты она узнать не могла, этой информации мы не сообщали. Но меня главным образом волнует… как бы это сказать, расстояние. Как близко должен стоять человек, чтобы разглядеть, что шнурок на шее розовый?

– Она нигде не стояла, – сказал Бергер. – Потому что нет никакой «ее».

Ди внимательно посмотрела на него и через пару секунд снова включила прослушивание: «Ах да, адрес, да. Ну, это последний дом у опушки леса, у заброшенного участка, не помню название улицы, но там живет этот дурацкий чудак, его никогда не видно, а если кто его заметит, он сразу скрывается. Он запросто мог бы…»

Ди остановила запись и сказала:

– Потом она, разумеется, вспомнила, как называется улица, и дала нам точный адрес. Эксперты говорят, что подвал пуст минимум два дня, вероятно, даже больше. Эта свидетельница, позвонившая вчера, никак не могла только что видеть через окно Эллен. Свидетельница утверждает, что живет поблизости, и по соседству действительно нашлась некая Лина Викстрём, живущая по адресу, который дала звонившая. Нам не удалось связаться с Линой Викстрём, потому что она путешествует по Юго-Восточной Азии. В поисках себя и без мобильного телефона. Зато много йоги.

– Вот оно что. Не знал.

– То, что она назвалась Линой Викстрём, которую невозможно разыскать, указывает на хорошее знание соседей.

– И не только.

– Вопросов в связи с этим возникает, естественно, несколько. Есть ли у преступника сообщница? Или голос свидетельницы – это голос похитителя, обработанный программой? Или наш похититель – женщина?

– От специалистов по звуку ничего?

– Пока ничего. Но если на записи обработанный на компьютере голос, то сейчас существуют способы восстановить оригинал.

– К сожалению, особых надежд я не питаю, – сказал Бергер. – Если и удастся восстановить оригинальный голос, он тоже окажется фальшивкой. Тем или иным образом. Он оставляет следы, только если хочет оставить следы. Если это выполняет задачу.

– То есть никакие женщины в этом не участвуют?

– Таково мое предположение. Он действует в одиночку.

– И это не первое его похищение? Ты ведь опять опоздал?

Бергер прикусил язык. Он повернул настольную лампу Ди вверх, чтобы осветить висящую рядом маркерную доску. Там было зафиксировано все дело. Которое было не таким уж объемным. За три недели – ни одной приличной зацепки, в этом Аллан, во всяком случае, прав. Зато уйма тупиков.

И все из-за того, что люди отказываются думать ретроспективно.

Бергер скользнул лучом света по хаосу из стикеров, фотографий, счетов, документов, рисунков и стрелок. Все вручную, по старинке, ни намека на электронику. Наконец, он остановил «прожектор» на двух карандашных рисунках, закрепленных магнитами. Оставил лампу, подошел к доске и снял рисунки. Бергер положил их на клавиатуру Ди, и они оба принялись рассматривать два схематичных мужских лица. Ди указала на правый субъективный портрет и сказала:

– Вот этот у нас есть с самого первого дня. Мужчина в автофургоне, замеченный около школы в Эстермальме незадолго до окончания учебного дня у Эллен Савингер. Два независимых свидетеля сошлись во мнении относительно этой реконструкции. А это новое изображение, сделанное соседом в Мерсте, единственным, кто до настоящего момента хоть раз видел «чудака с лесной опушки».