Безлимитный поединок - [23]

Воспользовавшись предматчевой ситуацией, Корчной начал кампанию за выезд из страны своей семьи, которая все еще оставалась в Ленинграде. Особенно он был озабочен судьбой сына. Как явствовало из статьи «Облыжный ход претендента», напечатанной в газете «Советский спорт» перед матчем в Мерано, «сын ушел сначала из института, потеряв, таким образом, право на отсрочку от несения службы, а потом демонстративно отказался от выполнения закона о всеобщей воинской обязанности, скрывался от призыва в армию и был в конце концов в соответствии с законом осужден советским судом…»

Соперники находились в совершенно разных условиях. Если Корчной был подготовлен плохо (не могло не сказаться и неучастие в крупнейших турнирах, куда ему закрывал доступ бойкот со стороны советских шахматистов), то Карпову помогали все наши лучшие гроссмейстеры. Мы обязаны были снабдить его информацией о своих дебютных разработках и вариантах, раскрыть все свои профессиональные секреты. Нам дали ясно понять, что это наш патриотический долг, ибо «изменника» надо разбить во что бы то ни стало.

Многие гроссмейстеры исправно выполнили то, что от них требовалось. Но я отказался, заявив, что необходимости в этом нет — поражение Корчного и так предрешено (и действительно, борьбы как таковой в Мерано не было: Карпов выиграл со счетом 6:2). Не исключаю, что Карпов просто хотел воспользоваться случаем, чтобы выудить все теоретические новинки из советских гроссмейстеров.

Итак, Карпов продолжал быть шахматным королем. Как и положено царствующей особе, он был окружен многочисленной свитой. В его власти было решать, кто поедет за границу, а кто нет. Все шахматисты оказались поделены на «выездных» и «невыездных», причем принцип такого деления секрета не составлял.

Помните, что мне сказал начальник Управления шахмат Крогиус: «У нас есть чемпион мира, и другой нам не нужен»? Эти слова — памятник старому режиму, и не только в шахматах. Карпов должен был оставаться чемпионом до скончания века — а если так, то зачем что-то менять, развивать? Такой подход не считался безнравственным и в основе своей не был направлен лично против меня. Просто мне суждено было оказаться тем неудачником, которому не дозволено стать чемпионом, потому что он появился некстати.

Шел 1982 год. Начался новый отборочный цикл борьбы за шахматную корону. Мне необходим был опыт зарубежных соревнований — особенно теперь, в преддверии межзонального турнира в Москве. Не сомневаюсь, что, если бы это было в чьих-то силах, меня бы не допустили до участия в нем, несмотря на то что я уже входил в пятерку сильнейших шахматистов мира.

Заместитель председателя Спорткомитета В. Ивонин, влиятельнейший сторонник Карпова, имел неосторожность сказать — и не где-нибудь, а в Баку! — что Спорткомитет сделает все, что в его силах, чтобы предотвратить встречу Каспарова с Карповым в этом цикле.

Как я уже говорил, у меня были приглашения из Бугойно, Турина и Лондона. Но вместо этого мне предложили второразрядный турнир в Дортмунде. Я решил бороться. Но какое оружие могло быть у восемнадцатилетнего юноши против грозной власти, которой обладал чемпион мира? Это напоминало легенду о Давиде и Голиафе. И я огляделся вокруг в поисках поддержки.

Первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана был тогда Г.А.Алиев. Гейдар Алиевич тепло поздравил меня с победой в чемпионате СССР, в беседе со мной интересовался моей учебой в институте, одобрил активное участие в комсомольской жизни Баку, в популяризации шахмат в республике. Вскоре меня пригласили выступить на съезде комсомола Азербайджана. На съезд неожиданно приехали Севастьянов и Ивонин. Не знаю, кто их пригласил, и приглашали ли вообще. Но коль скоро они были здесь, я решил воспользоваться случаем и напрямую обратиться к руководству Шахматной федерации и Спорткомитета и непосредственно к Алиеву.

Результат превзошел все ожидания: мне дали разрешение участвовать в супертурнире в Бугойно. Теперь, преодолев все затруднения, надо было извлечь максимум пользы из встреч с лучшими зарубежными гроссмейстерами.

И в дальнейшем в тяжелых ситуациях мне приходилось обращаться за помощью к Гейдару Алиевичу, и он по возможности оказывал мне содействие. Сейчас некоторые пытаются использовать этот факт, чтобы упрекнуть меня в неискренности. Мол, о какой многолетней травле аппаратчиками Каспаров нам говорит, если ему самому покровительствовал такой видный деятель эпохи застоя! Должен признать, что без поддержки влиятельных партийных руководителей мне бы ни за что не удалось пройти весь путь борьбы за мировое первенство. Но ни разу эта помощь не была использована во вред кому бы то ни было.

Я часто задумываюсь над причинами, побудившими Алиева уделять мне такое внимание. Ведь если будущая поддержка со стороны А.Н.Яковлева и С.А.Шалаева в значительной степени определялась происходившими в стране переменами, то Алиев, принадлежавший к «брежневской когорте», должен был бы, по логике вещей, занимать другую позицию. Напрашивается объяснение: сыграли роль естественная гордость достижениями земляка, возможность прославления родного Баку. Но могли ли такие соображения эмоционального характера перевесить опасность конфронтации с той частью аппарата, кумиром которой был Карпов? Не исключено, что, поддерживая меня, Алиев как бы проверял реальность своих шансов в борьбе за власть, хорошо понимая, с какой оппозицией ему придется столкнуться. Так или иначе, своевременное вмешательство Алиева дало мне возможность заняться подготовкой к штурму шахматного Олимпа.