Бежит жизнь - [42]

— Нет, я их сожгла.

— А-а, ну правильно, — теперь Сергей старался быть небрежным. Стал пятиться, но ясно почувствовал: еще мгновение — вырастет меж ними непреодолимая стенка, останется только покивать, поулыбаться и уйти. И он шагнул к Лене:

— Поедем со мной! Ошиблись, я ошибся, дурак был…

Сергей схватил, поднял ее за локотки, она не сопротивлялась, просто обмякла, как неживая. И как-то судорожно, неловко все получалось. Он говорил, шептал, звал… И тут раздался крик. Детский вопль! Маленькая девочка вцепилась в джинсовую мамину штанину, плакала, перепуганными мокрыми глазами глядела на чужого дядю. Лена, сама заплакав, присела к дочке, стала утешать. Сергей тоже схватил какую-то машинку, принялся катать по ладони. Лена взяла дочку на руки, прильнула к ней щекой, бросила виновато:

— Сережа, приходи завтра, когда Витя дома будет.

Сергей совсем потерялся, не двигался. До него все как-то туго доходило.

— А она, — кивнул на девочку, — вылитая ты.

— Нет, — ответила Лена твердо, — она на Витю похожа. У него есть фотография детская: вылитая Оксана сидит.

Сергей согласился, помялся немного и вышел.

Он шагал, плелся по дороге, корил себя. Дурак, ну и дурак, зачем приперся? Разве не понимал он: жизнь устоялась, утряслась, нашла свое русло. Она жена, мать, а то, что было — было давно, когда-то. Было и прошло. Да окажись они сейчас вместе, измаются оба: начнут в друг друге то прежнее выискивать. И зря затеял этот разговор с друзьями — тоже умник выискался! Слишком отдалило его от них, разными стали. А память держит — близость. И почему хочется все вернуть обратно? Прожить заново, хотя бы протянуть назад руку и потрогать то, прожитое? Зачем в человеке тоска по прошлому? И чем дальше, тем больше замечаешь: то упустил, это мимо прошло… Десять лет минуло с тех пор, как уехал Сергей из этих мест, а кажется, вот только, совсем недавно было — поезд тронулся, он в тамбуре, мать на перроне, смотрит, сдерживается, старается не заплакать — не сдержалась. Друзья рядом, улыбаются, потрясают в воздухе кулаками, за их спинами Лена, грустная, обиженная какая-то. А Сергею и тоскливо, жалко расставаться, и радостно: учиться едет, самостоятельно жить. И вот уже замелькали мимо сады, сады нескончаемые, поезд стал подниматься по взъему, и внизу раскинулось зеленое полотно — море зелени, лишь кое-где торчат крыши домов да трубы. Он остался в тамбуре один, здоровый спортивный парень, не склонный к сентиментальностям, припал к стеклу и заплакал. Мало что умом он тогда понимал, но душа, видно, знала: за этой чертой остается юность.

Но и взрослость так и не наступила до сих пор, мечется он по земле — что ищет? Что его гонит? Откуда эта внутренняя маета, непроходящее желание нового и невозможность расстаться с прошлым? Может, в том дело, что сорвали в детстве с одного места, увезли, а душа, по-настоящему, не приросла ни к тому, ни к этому и оторваться не смогла?..

Друзья вроде и прижились, да, однако, не корешками как-то, ветками…

Сергея остановил резкий свист сбоку. У дома на скамейке сидел тот самый мужик, которого Сергей видел в пивном павильончике. Перед ним на велосипеде вертелся такой же загоревший беловолосый пацаненок.

— Мороз, че такой невеселый? — блеснул зубами мужик, точнее парень — теперь он показался моложе, немногим старше самого Сергея.

«Морозом», по фамилии Морозов, Сергея называли лишь в школе, и тотчас в памяти встала долговязая фигура в школьной форме, с полевой сумкой через плечо — одноклассник!

— Задумался просто, — растерянно ответил Сергей: он пытался вспомнить фамилию, имя парня, одноклассника, — ничего не получалось, напрочь забыл. Правда, год всего учились вместе, в восьмом классе, двенадцать лет назад.

— А-а. Это бывает, — как бы между прочим, с неизменной улыбкой сказал парень. — Ну, будь, — вскинул он широкую клешастую ладонь.

Совершенно точно, лет десять, самое малое, как не встречал Сергей этого парня, имя не помнил, а тот вел себя, говорил, будто они каждый день видятся. Удивительно. Неужто для него все равно: десять лет или день? Встретились: ты пьешь пиво — я пью пиво, ты идешь — я сижу, живы, здоровы, ну и, слава богу, живем дальше. А может, он считает, что «Мороз» как жил, так и живет тут неподалеку? Или просто чудак-человек? Странно все-таки. Как его зовут, — все пытался вспомнить имя Сергей. Нет, видно, навсегда выпало имя из головы. Ничем не примечательный пацан был, длинный, сутулый… Ломом кликали… Правильно! И фамилия — Ломов! А зовут — Колька! Колька Ломов! Чудеса с этой памятью, и только.

Помрачневший клык горы медленно поедал огромный золотой диск солнца. Жара спадала. Скоро и очень резко стемнеет. С гор потечет прохлада, и город, все близлежащие округи, изможденные дневным пылом, словно путник, присевший после дальней дороги у родника, облегченно вздохнут. Выползут на скамеечки старики, на углах соберутся стайки пареньков и девчонок, забренчат гитары, центральные улицы запестрят яркими нарядами, оживут, задвигаются. Воцарится какой-то томный, возбужденный дух южного вечера. Все будет почти так же, как прежде, только чуть по-другому, чуть иначе…