Безграничная любовь - [34]

Митч немного опешил от неожиданного заявления Джо, но поспешил поддержать ее:

— Верно, сынок. Если тебе там плохо, конечно же, не надо возвращаться в школу.

Киф с недоверием перевел взгляд с отца на мать, а потом лицо его засветилось от радости.

КИФ

Лето 1887

Киф вернулся домой в первую неделю июня. Когда он узнал, что ему необязательно возвращаться назад в Массачусетс, то чуть не лопнул от радости. Дома было так хорошо, даже без Джинкс и Райля. Мама много улыбалась, а отец от души смеялся, как в прежние Дни.

Теперь, когда отец был дома, они вместе катались верхом и плавали по озеру Глэд Хэнд. Единственное, чего они не делали вместе, так это не ездили по отцовской железной дороге. Мама сказала, что она уже однажды попробовала и ей этого хватило. Они с отцом часто держались за руки и смотрели друг на друга как-то особенно. Киф подумал, что ему очень приятно видеть их такими. Пятнадцатилетняя Эдит сделала было жалкую попытку наладить с Кифом дружеские отношения, но ей, как обычно, было нечего сказать ему, кроме :

— Турнюры снова входят в моду, но более низкие, чем раньше. Разве тебе не нравится этот водопад из неразглаженных складок?

Она повернулась на изящной ножке, а он подумал, что она выглядит в точности как цыпленок с огромным горбом над задницей.

Карр теперь выглядел настоящим джентльменом. Он одевался, как и отец, в темно-серый костюм с жилеткой и носил золотые часы с цепочкой.

Впоследствии, оглядываясь назад, Киф понял, что основное различие Митча и Карра состояло главным образом не в огромной разнице их роста, а в том, как они преподносили себя. Митч, чье положение было прочным, вел себя спокойно и солидно, в то время как его сын, маленький и тщедушный, постоянно требовал внимания к себе, таким образом самоутверждаясь.

Карр приезжал в Хэрроугейт каждый вторник, чтоб встретиться с Митчем и кузеном Олли, который служил в компании счетоводом. Олли Хэрроу было двадцать четыре года, у него были желтовато-серые волосы и манера покашливать. Киф подумал, что кузен Эрик каким-то образом унаследовал весь материнский колорит, а бедному Олли и другим мальчикам уже ничего не досталось.

Олли всегда являлся первым на эти собрания, ровно в десять, со всеми своими блокнотами и книгами. Потом, в десять пятнадцать, приходил Карр со свертками планов. И точно в десять двадцать Митч уходил из библиотеки, где читал нью-йоркские и сан-францискские газеты, входил в свой кабинет со словами «доброе утро всем» и начинал собрание.

Уезжая на верховую прогулку, Киф видел их через широкое окно отцовского кабинета. Письменный стол отца был огромным. Карр раскладывал на нем свои планы, тыча в них обгрызенными пальцами, отец же заинтересованно склонялся над ними, а Олли пробегал с карандашом по длинной колонке цифр и ненавязчиво кашлял в платок.

Олли всегда оставался пообедать с ними, и Джо всегда пыталась разговорить его, но безуспешно.

— Как мама?

— Очень хорошо, спасибо, тетя Джо. Она говорит, что на прошлой неделе цена на говядину была аж десять центов за фунт на рынке.

— Что, интересно, тетя Эйлин делала на рынке? — спросила Эдит.

— О, я не думаю, что мама когда-либо в действительности была на рынке, — ответил Олли, осторожно покашливая в салфетку, — но я спрашиваю ее о ценах, просто чтобы она была в курсе. Ведь надо присматривать за прислугой, знаете, особенно в наши дни. Так что мама ведет хозяйственные книги. Масло на этой неделе опять подскочило в цене — три цента за фунт. — Он экономно помазал им рогалик.

После обеда Олли обычно возвращался в Миллтаун, а Карр сидел с отцом с полчаса на веранде, обсуждая строительство железнодорожной ветки от Розберга до Кэмптена. Киф не мог представить себе, где они брали материал для нескончаемых бесед по вторникам.

Как-то раз он услышал обрывки их разговора о «правах на путь», «судебных решениях» и «собственности на землю».

— Это узкое место, — сказал как-то Карр, — но на него пойдет не меньше тысячи телег с землей.

— Да уж, это проблема, — ответил Митч. «И почему они никогда не говорят об интересных вещах? — удивлялся Киф. — Например, о новом правиле, принятом в этом году Национальной лигой». Он пытался как-то объяснить это правило матери, и она сказала, что все поняла. Но Киф знал, что это не так. Отец сказал на это только:

— Я слышал, что игроки пытаются организовать в этом году Союз. Если они уйдут туда, то у владельцев не будет никакой прибыли.

Киф пытался также заинтересовать их новым своим фотоаппаратом. Райль послал ему его в школу, и Киф очень, гордился сделанными снимками, но отец сказал только:

— А где Райль? Он послал тебе свой адрес? И когда он выяснил, что Киф больше не знал ничего о Райле, они опять стали говорить на те же темы — о железных дорогах, ценах на сталь и о том, какую зарплату платить рабочим.

— Слушай, — сказал как-то Киф за обедом, — мне кажется, за это время вы могли построить уже с десяток железнодорожных веток. Та железная дорога, что вы строите, — она что, очень большая?

— Двадцать четыре мили. Мы кончим строить ее через несколько недель.

— Ты хочешь сказать, что на строительство двадцати четырех миль уходят целые месяцы?