Бездна - [9]

– Это эмблема Астурии, – продолжал Антон, – крест Ангелов, или, иначе, крест Победы, Cruz de la Victoria.

– Господи, какой жуткий акцент!

– Это крест короля испано-вестготов Пелайо, вдохновителя Реконкисты, то есть освобождения Испании от мавров христианами[22].

Я восхищенно покачал головой:

– А ты и впрямь знаток!

– Я всесторонне изучил этот вопрос. И могу также сообщить тебе, что прежде Пелайо был телохранителем последнего короля вестготов Родериха, разбитого армией Тарика ибн Зияда, военачальника Омейядов, в битве при Гуаделете, что и позволило арабам завоевать Иберийский полуостров…

– Ай да эрудиция!

– Спасибо интернету. Кстати, у Паз через четыре дня открывается выставка.

– Где?

Антон сообщил мне адрес и выскочил за дверь. Но я, не будь дураком, его догнал:

– Антон, фото оставь, пожалуйста!

Вот так, мой мальчик… Тебе не суждено узнать, что я увидел ягодицы твоей матери прежде, чем все остальное. А ведь надо было мне уже тогда понять, что даже начало этой истории было отмечено хаосом.

Искусство Паз

Как описать тебе в нескольких строчках галерею начала XXI века? Обширное белое пространство – white cube, говоря по-английски. Запах шампанского; люди, претендующие на звание законодателей мод, а на самом деле просто лысые старперы; девицы, хохочущие на весь зал, чтобы скрыть бессмысленность своих сплетен о личностях, известных только им одним, и мечтающие о знаменитых художниках, чьими музами они никогда не были и не будут.

Но здесь все оказалось совсем иначе.

Я открыл дверь бывшей портомойни восемнадцатого округа. Кстати, о портомойне: вот тебе и символ – вода против нечистот.

Внутри я не обнаружил ни лысин, прикрытых кокетливыми зачесами, ни старушек, хихикающих по-девчоночьи, – здесь безраздельно царила молодость. Юные красавицы со сверкающими улыбками из-под львиных грив, в диадемах, в белоснежных платьях – и при этом босиком или в байкерских сапогах; парни в мятых майках или в цветных рубашках, застегнутых на все пуговицы, и узких брюках с закатанными штанинами над грубыми солдатскими берцами. Густые шевелюры на макушке, сбритые по бокам и на затылке, очки в черепаховой оправе. В общем, типичная школа изобразительных искусств. И в центре – твоя мать, королева этого бодро гудящего улья. Цветное платье; в волосах, уложенных в высокую затейливую прическу, всего один цветок – кроваво-красная орхидея.

В любой галерее шестого округа, одной из современных бонбоньерок на улице Сены или Мазарини, ко мне незамедлительно кинулись бы с расспросами: как поживает Фирма? Здесь – ничего подобного. Мне было за тридцать, и я был журналистом, а значит, стариком и незваным гостем.

Да и подавали здесь не шампанское, а сложные коктейли с названиями фотокамер. Эти люди искренне веселились – странное явление в наши дни. Может, оно означало, что новое поколение спасет нас от прежнего, того, что предшествовало моему и оставило нам в наследство Францию, половина граждан которой, согласно недавним опросам, живет в страхе нищеты?

Я смотрел на твою мать, такую красивую в окружении всех этих красивых людей. Юность… она согревала мне душу. Я взял коктейль Leika – он оказался с водкой.

Она выставила свои работы длинными сериями, позволявшими глазу долго обозревать кадр за кадром. Средиземноморские пляжи, адриатические бухточки, изобилующие деталями. Вот старушка в очках по моде movie star[23] 50-х годов вяжет носки. Ребенок плавает на надувном круге под бдительным присмотром пышнотелой африканской няньки. Его отец, притворяющийся, будто читает газету, а сам пялящийся на няньку. Спасатель, мирно спящий на своей вышке. Солнечные блики на скалах. Гербы футбольных клубов на махровых полотенцах. Пляжные Венеры, возлежащие спиной кверху на мягких матрасиках, с заботливо спущенными бретельками купальников, чтобы загар не обошел белые полоски кожи. И другие, щедро подставившие обнаженные груди солнцу и жадным взглядам подростков, замученных бурлящими гормонами, о чем свидетельствуют их оттопыренные плавки. В этих фотографиях была настоящая жизнь. Да, моя астурийка обладала острым взглядом. Я глубоко вздохнул, мне было хорошо. Глядя на эту красоту жизни, я и сам чувствовал себя живым.

Я выбрал фотографию с группой утесов, уступами сбегавших к морю, словно каменные трамплины для прыжков в воду, и окруженных пенными гейзерами волн. На плоских каменных верхушках лежали тела. А на переднем плане, спиной к зрителю, стоял маленький мальчик – тонкие ножки, светло-зеленые трусики, гладкая матовая кожа с детским пушком на позвонках (на снимке были видны даже такие подробности). Он держал руку козырьком, прикрывая глаза от солнца. Мне тогда вспомнилось детство. Но теперь, когда я смотрю на этот снимок, то думаю о тебе.

Я подошел к галеристам, их было двое. И сказал, что хочу купить эту фотографию.

Они наклеили красную этикетку на картуш, прямо под названием «Счастье жить в этом мире». Я улыбнулся: слава богу, что не «Эксперимент-I», «Эксперимент-II» и прочие концептуальные обозначения. Паз обернулась и посмотрела на галеристов. Мне показалось, что на ее лице отразились гордость и страх.