Бездна - [65]

– Какого фига Зверь взял этого педика с собой, ума не приложу. – Вобла успела успокоиться и выглядела как обычно. – Этот ушлёпок способен подставить кого угодно. Запомни, если вдруг останешься с ним один на один, лучше сразу прикончи его. Бей в спину, не стесняйся. Если прощёлкаешь, он сделает то же самое, даже не задумываясь.

Мне припомнилась разбитая физиономия Кошкарёва и сон, в котором лысый водитель деловито разделывал своего «любовничка». Учитывая моменты, в которых сон сбылся, к словам Воблы следовало прислушиваться.

Пока я над этим размышлял, женщина вновь поникла, и её глаза наполнились блестящей влагой. Ну сколько можно! Покряхтывая, я поднялся с насиженного места и присел рядом со своей спутницей. Она вытерла нос трогательным детским жестом и вопросительно посмотрела на меня. Вспоминая свои навыки по успокоению плачущих женщин, я погладил её по плечу и тихо сказал:

– Ну, успокойся. Я, конечно, не могу поставить себя на твоё место и понять, как тебе тяжело, поэтому просто прошу: успокойся. Пожалуйста, я очень тебя прошу, ну пожалуйста.

Больше ни хрена в голову не лезло, все слова, пришедшие на ум, пока я шёл от стены до стены, словно ветром сдуло, оставив повторяющийся рефрен: «Пожалуйста, успокойся». Если я начну, как долбаный попугай, повторять одно и то же, депрессия, несомненно, уйдёт, но тогда я точно получу в голову и успокоюсь сам.

– Знаешь, – сказала вдруг Вобла, пристально глядя мне в лицо, – почему-то с тобой, действительно, спокойно. Вроде ты не тот мужик, за которым будешь как за стеной, но что-то в тебе есть. – Она помолчала, словно решала некую замысловатую задачу. – Когда-то Зверь говорил мне, что есть офигительное средство от душевных ран.

Неожиданно она рванула меня и крепко прижала к своему телу. Откровенно говоря, до меня не сразу дошло, что она задумала, и лишь когда её жёсткие губы вцепились в мои, я сообразил. С ума сойти, она собирается потрахаться со мной! Да не думает же она, будто у меня на неё… Чёрт!

Когда-то я то ли читал, то ли от кого-то слышал, почему у мужиков с бодуна происходит определённый частный подъём при общем падении жизненных сил организма. Дескать, тело находится в критическом состоянии и мозг воспринимает ситуацию как угрожающую его существованию. Следовательно, необходимо подстегнуть инстинкт размножения и продолжения рода.

К чему это я? Видимо, моё тело находилось в крайне критическом состоянии, если мозг решился отдать такую команду. Другого объяснения я не нахожу. Не верить же словам моей супруги, типа у меня на всех стоит. Бабий вздор!

Ещё никогда в жизни с меня так быстро не сдирали одежду. И ещё никогда до этого занятие сексом не проходило на такой скорости. Я с трудом начал понимать, на каком свете нахожусь, а всё уже успело закончиться. Получив необходимое, Вобла завернулась в свою куртку и мгновенно уснула. Я же, ошарашенный и голый, сидел рядом и тупо смотрел на её длинные ноги. Если бы не худоба, то они выглядели бы весьма неплохо. И тут до меня наконец в полной мере дошло: я только что потрахался с Воблой! Ёлки-палки! Вот это да. Кто мог бы предположить, что до этого дойдёт. Покачивая головой, я неторопливо оделся и, накрыв голые ноги своей партнёрши её одеждой, лёг рядом. Ещё минуту я размышлял, не должны ли меня мучить упрёки совести по поводу двух совершённых мной за последнее время измен. Решив, что последняя в силу своей скоротечности вряд ли может быть отнесена к адюльтеру, я спокойно уснул.

Пришёл Круглый, припадая на раздавленную ногу и опираясь о стену искалеченной рукой, где уцелело лишь три расплющенных пальца. Лицо его напоминало арбуз, который уронили на асфальт с большой высоты: один глаз исчез под свисающей плотью, а второй болтался на тонкой белой нити. Отодвинув клочья кожи, Круглый уставился на меня багровым оком, источающим жуткий свет, и, разомкнув остатки губ, сказал:

– Завтра будет трудный день, береги её.

Его фигура начала быстро выцветать, теряясь на фоне тускло светящихся стен. Бледнеющий силуэт успел пробормотать:

– Не проспи и постарайся спасти.

Однако бледный призрак не исчез совсем, а, напротив, обрёл плотность, превратившись в Оксану, скрытую за неким мерцающим покрывалом. Она подплыла к Вобле и, погладив спящую женщину по короткому ёжику волос, печально сказала:

– Ей не выжить. Когда придёт время, поймёшь. – Оксана склонилась надо мной и прикоснулась ладонью к моей щеке. – Завтра важный день, помни об этом.

Губы призрака коснулись моих, но я ничего не ощутил. Глаза её оказались напротив моих, и я увидел в них бездонный мрак.

– Убей Зверя, – прошелестел бесплотный голос.

В конце коридора факелами поднялись два призрачных силуэта и, бормоча что-то неразборчивое, прошли мимо. Лица их были вроде знакомы, но я никак не мог понять, кого они мне напоминают. Лишь когда фантомы оказались рядом, один из них повернул голову, и я узнал Кошкарёва. Изо рта у него вылетало пламя, а глаза метали красные искры. Когда он заговорил, в его голосе лязгнул металл.

– Убей Шведа, – приказал он. – Убей, если хочешь выжить.

От этого столпотворения начинала кружиться голова, а всё окружающее плыло, словно в тумане.