Без злого умысла - [52]
Симонов вошел быстрым шагом.
— Товарищи офицеры! — отрывисто скомандовал Мохов.
Все дружно поднялись.
— Так, — негромко произнес Симонов, по привычке навалившись грудью на стол. — Прежде, чем начнем. — С полированной глади стола он перевел взгляд на Мохова. — Радуйся, Паша, двойная радость у тебя сегодня. Аристов пришел в сознание, с ним можно говорить.
Мохов непроизвольно приподнялся, это была действительно радость.
— Минуту, — остановил его Симонов. — Второе, утром беседовал с заместителем начальника областного управления по поводу твоей стрельбы. Он полностью на нашей стороне и считает, что твои действия более чем правомерны.
Мохов пожал плечами с видом, мол, я в этом и не сомневался.
Симонов усмехнулся, махнул рукой, сказал, уже вчитываясь в суточную сводку происшествий:
— Времени не теряй, иди в больницу, звони, если что.
Аристов встретил Мохова очень недоброй кривой усмешкой. И это закономерно, гораздо неестественней было бы, если бы он вдруг с криком радости кинулся Мохову на шею, мол, спасибо, что не убил. Лицо Аристова пугающе высохло, загар бесследно исчез, щеки, лоб, нос и переносица приобрели белесо-желтый оттенок. Клокастая черная борода теперь, казалось, закрывала три четверти лица. Однако в глазах не было страдания или усталости. Мохов представился. Спросил имя, отчество, фамилию раненого.
— Шуров Михаил Матвеевич, — тихим, но твердым голосом ответил Аристов.
Мохов слабо усмехнулся.
— Послушайте-ка, — сказал он. — Вы взрослый человек, немало повидали в жизни, с моими коллегами не раз дела имели, а ведете себя как первоклассник. Зачем? — Мохов пожал плечами. — Пока вы были без сознания, мы сняли ваши пальцы. Неужели трудно было догадаться? Так как же ваши фамилия, имя, отчество?
Аристов закрыл глаза, ухмылка медленно сползла с его губ. Мохов не торопил, ладонями он огладил и без того ровный бланк протокола допроса, лежащий на белой больничной тумбочке, автоматически отметил, что повсеместный белый цвет в больницах все-таки крепко угнетает даже здорового человека. Аристов так и не ответил, он, казалось, заснул. Но Мохов ясно видел, как подрагивают ресницы у раненого, как стремительно перекатываются глазные яблоки под веками.
— Хорошо, — сказал Мохов. — Можете не отвечать. Тогда слушайте меня, внимательно слушайте. Вы — Аристов Василий Миронович, сорок шестого года рождения, уроженец города Воронежа. Первый раз были осуждены в Свердловске за квартирную кражу, статья сто сорок четыре, часть два; второй в Новосибирске, опять квартирная кража. Сразу после выхода из заключения, то есть шесть месяцев назад, вы вновь совершили кражу, только теперь из крупного универмага, но на сей раз сумели скрыться. Вам повезло. Поиски были безрезультатными, что бывает крайне редко, но я повторяю, вам повезло, как везло и дальше. Примерно через три недели вас, одичавшего, голодного, уже неспособного двигаться, подобрал в тайге один человек. Он устроил вас в одном из своих таежных тайников, отпоил, откормил. Потом как-то за бутылкой сказал, что вам придется поработать на него, к тому же лучше хорониться здесь, мол, тут искать не станут. Решат, что вы скорее всего уже за тысячи верст отсюда. Если будете хорохориться, сказал он, он вас отдаст. Тем более что ему в случае чего ничего не угрожает, мало ли кто в тайге бродит, так уж сразу все и беглые. И вы стали ловить соболей силками, капканами; ружьем он вам пользоваться запретил. Через некоторое время к вам присоединился еще один бедолага…
Мохов рисковал. Он не знал, работал ли Аристов на Судова или браконьерствовал сам по себе, что, правда, маловероятно, но чутье розыскника, опыт, приобретенный за четыре года работы в этих местах, весь ход событий, наконец, подсказывали ему, что все-таки Аристов каким-то боком связан с Судовым. Мохов рисковал, потому что, отступи он хоть чуточку сейчас от правды, Аристов не будет уже с ним откровенен. Он импровизировал, но импровизировал умело, основываясь на знании людей, здешних условий, на природной своей способности из разрозненных мелких фактиков выстроить стройную логическую цепочку умозаключений.
— …Вы стали работать вдвоем. В тайге опасно, звери ходят, люди подозрительные иной раз появляются. Вы попросили у своего покровителя ружье, дав ему слово, что воспользуетесь им только в крайнем случае. И сделали из ружья обрез. На всякий случай, чтобы удобней было носить. Прошло время, и вам такая жизнь надоела. Все это очень смахивало на зону. К тому же вы догадались, что вас обделяют, мало платят за шкурки. Однажды ваш покровитель, приехав за очередной партией товара, сказал, что ему надо уехать. И ваш напарник сам должен будет отвозить шкурки в условленное место и брать там деньги. Теперь денег почему-то вам стали платить еще меньше. А у вас же были планы, вы хотели подкопить кой-чего, да и рвануть подальше. Тогда вы рискнули сами попытаться сдать шкурки на базаре. Вот здесь я могу ошибиться, я же в конце концов не бог, а всего лишь оперуполномоченный, я не знаю, кто состряпал вам липовую справку об освобождении, которую обнаружили в кармане ваших брюк. Ну, не в этом суть. Первые два раза вы сумели продать шкурки и за довольно приличную цену, но на третий раз нарвались на меня, испугались, в горячке — срыв, и последствие — нажатый курок, так?
