Без жалости - [24]

— И у меня двадцать седьмого!

Взгляды наши встретились, и мы улыбнулись друг другу. Потом настала минута тишины — я думала, о чем бы его еще спросить.

— У вас там, в Таосе, есть семья?

— Уже нет. В прошлом году у меня умер отец.

— А какой он был, ваш отец?

Сначала Ноа молчал, а когда заговорил, то говорил так тихо, что мне приходилось вслушиваться.

— Он был твердым, как кремень. Справедливым, умным. Никогда на меня не кричал, никогда не тронул меня даже пальцем. Упрямцем он был большим — это да, но учиться любил. Если мне удавалось в споре доказать ему что-нибудь, используя цитату из книги, он всегда улыбался и, по-моему, был этому очень даже рад. Книги он уважал. Даже Чосера читал на староанглийском. «Кентерберийские рассказы» всегда лежали у него на столике рядом с кроватью. Он то и дело их перечитывал.

Я пристально на него посмотрела. Та же самая книга лежала и на моем прикроватном столике. Интересно, он знал об этом? Бывал ли он вообще в моей комнате? Я не верила в совпадения, а это выглядело совсем уж неестественно — как подстроенное, даже, возможно, тщательно продуманное. Другими словами, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Между прочим, это изречение с полным основанием можно было отнести и к самому Ноа. Иногда мне казалось, что он слишком хорош для этого мира и таких людей, как он, не бывает.

— А как ваша мама?

— Ушла от нас, когда я был еще ребенком. Отец говорил, что в ней было слишком много цыганской крови, но я так думаю, что причиной ее ухода были бурные шестидесятые. Знаете, тогда были в моде всякие хипповские коммуны — вот она и уехала в Сан-Франциско, чтобы пожить в одной из таких коммун. Может, ее сейчас уже нет в живых, но я, сказать по правде, ничего о ее судьбе не знаю.

— Скажите, Ноа, почему вы работаете на нашей ферме?

Ноа опустил глаза и стал рассматривать свои руки.

— После смерти отца мне пришлось уехать из Нью-Мексико. У меня было такое ощущение, что тень отца незримо следует за мной, куда бы я ни пошел. Для меня была непереносима сама мысль о том, что мне теперь предстоит жить на нашем ранчо в одиночестве. Я продал ранчо и решил немного попутешествовать. Сказать по правде, я направлялся в Новую Шотландию, когда вышел из машины выпить кофе и за кофе от нечего делать полистал журнал «Итака джорнал». Там я и увидел объявление вашего брата о найме работника, которое показалось мне очень заманчивым. А что? Контракт на один только зимний сезон, предоставляют отдельное бунгало да еще предлагают работать с лошадьми. Я от лошадей с детства без ума, а вот ездить на машине на большие расстояния ненавижу.

В том, что говорил Ноа, были и смысл, и логика, а его голос звучал естественно. Кроме того, рассказывая о своей семье и доме, он зримо расслабился и даже язык его тела служил лишним подтверждением того, что он не лжет. Вот если бы не странное совпадение с Чосером…

— А как у вас обстоят дела? — в свою очередь спросил он.

— Что вы имеете в виду?

— Я слышал, вы ушли из медицины. Это правда?

Я обдумала этот вопрос. В самом деле, перестала я быть врачом или нет? В душе, возможно, я им все еще оставалась, но возвращаться на работу в госпиталь не хотела ни при каких условиях.

— Даже если я бросила медицину, какое, в сущности, это имеет значение? — сказала я. — Одним врачом больше, одним меньше — какая разница? В любом случае медицина не в состоянии справиться с голодом в Африке. Кроме того, врач не в силах сбросить коррумпированное правительство, которое наживается на своих гражданах и не может остановить гражданскую войну.

От таких разговоров я быстро выдыхалась и уставала, поэтому мне ничего не оставалось, как плюхнуться на сено рядом с Ноа.

— И чего же вы хотите от жизни? — спросил он.

Этот вопрос разбудил в моей душе забытые, какие-то стершиеся воспоминания и мечты о собственном наполненном цветами саде, о кресле-качалке, о билетах на концерты хороших оркестров, об уроках бальных танцев, о раскрытом рояле, где бы в пюпитре меня ждали ноты, о ночных экскурсиях по Вене…

— Много всего, — сказала я.

— Но как я понимаю, врачом вы больше работать не хотите?

Я пожала плечами.

— Пока не хочу.

— Стало быть, решили послать к черту высшее образование?

— Мое высшее образование останется при мне.

Он исподтишка, прикрываясь рукой, посмотрел на меня, и я впервые заметила, какие у него красивые синие глаза.

— Скажите, вы счастливы? — спросил он.

В свое время я ждала этого вопроса от Дэна. Ждала-ждала, да не дождалась. На удивление, этот вопрос задал мне почти посторонний человек, который сидел со мной рядом, — Ноа. Я тоже посмотрела на него исподтишка — не шутит ли? Ничего подобного. Выражение его красивых синих глаз было абсолютно серьезным. В ожидании ответа Ноа смотрел на меня очень внимательно.

— Когда я вернулась из Африки, то сильно болела и не могла передвигаться без посторонней помощи, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла я. — И не только тело было у меня больным, но и душа. Слишком много смертей я видела. Я и сейчас не могу сказать, что преодолела этот кризис, хотя после моего возвращения прошел целый год.

— Что ж, с этими кошмарными видениями вам придется жить и дальше, — спокойно сказал Ноа. — Вряд ли вы так просто от них избавитесь.