Без ветра листья не шелестят - [30]

Они устроились на чарпае во дворе Бекназарова, хозяйка дома расстелила перед ними дастархан и подала каждому по касе ширчая, в котором плавали куски сливочного масла. Молча позавтракали, а когда принялись за чай, хозяин спросил:

— Так что это за небольшое дело, Захид Акрамович?

— Хочу побывать на месте гибели капитана Халикова, — ответил Захид, — а Улаш-ака покажет это место и... расскажет все, что он видел.

— Дадим лошадей. Впрочем, я тоже могу поехать с вами, если, конечно, не возражаете.

— Будем рады, — сказал Захид. — И еще одно. Меня интересует шерсть и смушка, которые Эгамов покупал здесь.

— Эгамов официально здесь ничего не покупал, — ответил начальник отделения, — эту черную работу выполнял наш парикмахер уста Нияз.

— И давно он этим промышляет?

— Года четыре, пожалуй. Летом и осенью каждый год. Видно, имеет с этого какой-то доход, иначе зачем бы ему этим заниматься?

— Но откуда он мог заполучить такое количество шерсти?

— У чакана-чабанов, они ведь тоже стригут овец. На Кугитанге таких чабанов хватает!

— А что, им разрешают там пасти овец?

— Кто запретит? Горы государственные, жалко, что ли, лишь бы их на совхозные пастбища не пускали!

— Вы не слышали, чьих овец они пасут, ака?

— Чакана — значит, личный. Личные пастухи.

— Но чьи именно?

— Это у них спросить нужно. Обычно пять-шесть человек нанимают чабана и его помощника, договариваются об оплате.

— Узнать бы хозяев этих овец!

— Там, в горах, и наши чабаны есть, и туркменские.

«Надо встретиться с теми чабанами, — подумал Захид, — и выяснить подробности».

— А можно подсчитать, хотя бы примерно, сколько за эти годы уста скупил шерсти и смушки?

— Можно узнать, Захид Акрамович, более или менее точно.

— Будьте любезны, помогите получить такие данные.

— Хорошо. Сейчас пойдем в контору, и я поручу бухгалтеру, пусть пройдет по всем дворам. Правда, часть людей на сенокосе.

— Ничего, ака. Пусть он возьмет сведения у тех, кто в кишлаке. Уста здесь?

— Вчера уехал домой, якобы в отпуск собрался.

— Жаль.

— Его в райцентре всегда можно найти, если понадобится. Копается, поди, на своем участке!

— И все заготовленное парикмахером забирает Эгамов?

— А кто же еще?

— Знаете, почему я об этом спросил? Эгамов в своей объяснительной записке указал, что здесь он был всего один раз.

— Перепугался. А с перепугу чего не наплетешь? Два раза в год, в начале лета и поздней осенью, он тут как тут, в Чукургузаре!

— Вам-то откуда все это известно?

— Чукургузар не Москва, тут все на виду у людей. Знаю...

Пока им готовили лошадей, Бекназаров пригласил к себе Самада — бухгалтера — и объяснил, что следует сделать.

...Ущелье узкое, стены почти отвесные; кое-где, кажется, подступают друг к другу так близко, что можно перепрыгнуть с одной скалы на другую. Глянешь вверх — и надо фуражку придерживать, чтобы с головы не сорвалась. Изредка ущелье раздается то в одну, то в другую сторону, образуя широкие площадки, густо поросшие арчой и кустами шиповника. Повсюду бьют прозрачные родники. Тропка, по которой они едут, часто пересекает реку, и тогда лошади оказываются почти по брюхо в воде.

— Дорогу бы пробить, — сказал Бекназаров, — столько здесь чудесных мест для пионерских лагерей и для домов отдыха!

— Ничего не надо, Джалилбек, — сказал Улаш-ака, — пусть хоть одно место в области останется в первозданном виде. Арча по существу только тут и осталась, а на Сангардаке и Гиссаре ее уже вырубили всю. А без арчи откуда воде взяться? Сами рубим тот сук, на котором сидим, — повторил он. — Вы только посмотрите, какое величие скал, какая торжественная тишина тут стоит! Где вы еще такое найдете?

Место в ущелье, где погиб капитан Халиков, довольно широкое. Здесь река, несущая свои воды у подножия левой стены, резко сворачивает вправо. Дальше, вверх по течению, площадка образует крутой косогор, поросший арчой. Стреножив коней, они приступили к делу. Улаш-ака лег на землю и постарался принять ту позу, в которой лежал Халиков в тот день, и Захид сфотографировал учителя. Затем домулло показал места, где лежали ружье капитана и подбитый им кеклик. Вместо ружья использовали палку, а кеклика заменили тюбетейкой начальника отделения. Захид все это снял на пленку.

— Интересно, можно ли подняться наверх? — спросил он.

— Тропа очень крутая, — ответил Улаш-ака, — она теперь мне не по зубам, как говорится, а вы, думаю, сможете.

— Я тоже иду с вами, — сказал Бекназаров Захиду.

Они пошли вверх по течению, отыскали тропу и начали подниматься. Тропа, петляя между арчовыми зарослями, кое-где проходила по сплошному галечнику, который осыпался. Здесь требовалась большая осторожность — иначе сорвешься, косточек не соберешь. Шли, помогая друг другу. Захид вновь принялся щелкать затвором аппарата. Отсюда выступ был виден полностью, он оказался довольно большим. «Человек на этом месте вполне может сорваться, — подумал Захид, — круто очень. Но никак Халиков не мог упасть в пропасть. В любом случае он зацепился бы за выступ». Захид подтолкнул ногой небольшой голыш, и тот полетел, но задержался на выступе, правда, на самом краешке. Бекназаров, молча наблюдавший за действиями лейтенанта, и сам начал толкать камни, только с разных «точек» отрезка тропы. Часть из них оказалась в пропасти, а часть, та, что падала с того места, откуда сорвался капитан, задерживалась на выступе.