Без вести пропавшая - [18]

Морс воспринял данное замечание без малейшего удивления или интереса.

– Давайте вернемся к этим тетрадям на минуту, сэр, если позволите. Возможно, каких-либо не хватает?

Филлипсон об этом не имел ни малейшего представления, и вздохнул с облегчением, когда Бэйнс (вызванный ранее по телефону) постучал в дверь кабинета, получил разрешение и вошел.

Сразу стало ясно, что замдиректора был кладезем информации обо всех учебных делах, и спустя десять минут Морс получил копии материалов, которые ему требовались: расписание Вэлери на летний семестр, в который она исчезла, ее график домашних заданий за тот же период, а также список ее учителей-предметников. Нет книги, как оказалось, не пропадали без вести. Он сделал еще несколько дополнительных замечаний, и когда Морс отметил эффективность Бэйнса, проницательные глаза зама моргнули с удовлетворением.

После того, как все они ушли, Филлипсон сел за стол и застонал. В течение одного короткого дня ​​облачко на горизонте выросло в тучу угрожающих размеров. Каким чертовым дураком он был!

Как муж и отец, сержант Льюис испытывал все прелести и радости, все трудности и обязанности семейной жизни, и с благословения Морса отправился домой в 5.45 вечера.

В это же самое время Морс, не обремененный такими обязанностями, вернулся в свой кабинет в Управлении полиции. Он с нетерпением жаждал поработать в этот вечер.

Сначала он изучил утреннее расписание Вэлери на каждый вторник ее последнего семестра.

9.15–10.00 Экологические исследования.

10.00–10.45 Прикладные науки.

10.45–11.00 Перемена.

11.00–11.45 Социология.

11.45–12.30 Французский.

Он посмотрел с высокомерным пренебрежением на академические дисциплины (как он называл их – субдисциплины), которые в настоящее время монополизировали средние школы. Он не сомневался в том, что «экологические исследования» были не более чем эвфемизмом для нерегулярных посещений газового завода, пожарной станции, или канализационных сооружений; в то время как для социологии и социологов у него не было ничего, кроме кислого презрение, и он так и не смог обнаружить ни того, что привлекало учеников в подобных предметах, ни того, как потом на практике они реализовывали свои сомнительные таланты. С таким количеством предметов, с настолько не перегруженным графиком, и не нашлось места для традиционных дисциплин, преподававшихся в его собственное время... Но французский и сейчас был на месте. По крайней мере, хоть что-то существенное, хотя он всегда чувствовал, что язык, который санкционировал произношение donne, donnes и donnent[11] без малейшей дифференциации, вряд ли заслуживает того, чтобы принимать его всерьез. Во всяком случае, она изучала французский язык, и это французский был последним уроком в тот день.

Он сверился с графиком домашних заданий и обнаружил, что задание по французскому выдавалось в пятницу вечером, и (как он догадался), тетради собирали для проверки в следующий понедельник. Он проверил, чтобы убедиться, по графику понедельника. А затем тетради раздавали обратно ученикам во вторник, возможно? То есть, если учитель не забыл выдать домашнее задание, и если учитель был достаточно добросовестным, чтобы проверить его, обучение успешно продвигалось вперед. Кто был учителем, так или иначе? Он посмотрел на список учителей. Мистер Д.Эйкам. Ну, бросив короткий взгляд на список обязанностей мистера Эйкама, Морс начал листать оранжевую тетрадь, пока не дошел до последних записей. Он нашел в тетради задание от пятницы, 6 июня, тщательно заполненное и аккуратно подчеркнутое. Затем он обратил внимание на усилия Вэлери, которые ей потребовались для перевода с английского на французский язык десяти коротких предложений. Судя, однако, по огромному количеству красных чернил, которые счел нужным истратить на ее версии отчаявшийся Д.Эйкам, судя по жирному подчеркиванию, и патетическому «О, дорогая», написанному около одного особенно отвратительного перевода, лингвистические доблести Вэлери оказались необыкновенно ограниченными.

Но глаза Морса не задержались на самом упражнении. Он заметил это, как только перевернул страницу. Проверив домашнее задание, Эйкам написал: «Загляни ко мне сразу после урока». Морс почувствовал дрожь волнения. После урока. В 12.30 дня Эйкам должен был одним из последних увидеться с Вэлери, прежде чем она... Прежде, чем она что? Он посмотрел сквозь окно кабинета на бледно-голубое небо, которое постепенно тонуло в сумерках – и задал себе вопрос. А что если Айнли подозревал Эйкама? Почему Эйкам хотел увидеться с Вэлери Тэйлор после уроков того далекого вторника? Наиболее вероятным ответом, предположил он, для того, чтобы хорошенько отругать ее за такую отвратительную работу. Но факт остается фактом: Эйкам был одним из последних людей, которые могли видеть Вэлери живой.

Перед отъездом домой Морс еще раз посмотрел на короткое письмо от Вэлери и сравнил его с почерком из тетрадей. На первый взгляд, казалось бы, несомненное сходство. Но для окончательного вердикта ему придется подождать, пока судебно-медицинские эксперты не рассмотрят образцы; и это означало, что придется ждать до завтрашнего вечера, потому что они с Льюисом едут утром в Лондон. Поверит ли он, если их отчет категорически подтвердит, что письмо было написано Вэлери Тэйлор? Да. У него не будет иного выбора, – только принять такое заключение. Но он подумал, что не стоит беспокоиться на этот счет: ибо теперь он твердо был убежден, что письмо написано не Вэлери, а кем-то, кто тщательно скопировал ее письмо – скопировал его даже