— Ну как? — столпились вокруг Байбы девушки.
— Нормально.
* * *
— Наконец, я знаю, что такое счастье!
— Ну, и что же?
— Это когда сдан последний экзамен.
— Впереди ещё экзамен на квалификацию.
— Это пустяк по сравнению с алгеброй.
— Девочки, аттестат, считай, в кармане. Этот исторический момент надо отметить. Двинем на взморье.
— Я не могу, Даумант. Мне надо домой — приготовить обед на завтра и помочь Роланду учить уроки.
— Начихай, сами справятся.
— Забежим за Петерисом, пусть проветрится. Ладно?
Даце и Даумант, взяв Байбу за руки, побежали с ней через Кировский парк.
Петерис, развалившись на диване, увлеченно читал толстую книгу, когда рядом с ним раздался трёхголосый взрыв смеха. Он быстро вскочил.
— Даце, как хорошо!
— А нас, Байба, он не заметил, как будто мы — пустое место.
— Ну что вы! Я, конечно, рад. Превосходная книга. «Возвышенное и земное» Вейса. Про Моцарта. Советую прочесть. А что вы стоите? Садитесь же.
— Нет, это ты вставай, собирайся, обувайся.
— Куда?
— Там видно будет. Давай поживее.
Сезон ещё не начался. В кафе «Кайя» несколько старушек что-то обсуждали за чашкой кофе. За другим столиком смаковали бальзам отдыхающие из Средней Азии.
Четверо друзей расположились в дальнем углу.
— Чего желаете? — официантка в мятом переднике пододвинула меню в сторону девушек.
— Бутылку шипучки, жареный миндаль, чёрный кофе и пирожные.
— Орехов нет. Из напитков только «Велдзе». Будете брать?
— Будем.
Пробка выстрелила в потолок. Даумант разлил напиток по бокалам, наполняя их до краёв шипящей пеной.
— За вас, за то, что вы сумели обогнать своих бывших одноклассников. Мы ещё зубрим, а вы уже с аттестатом.
— Ну это ещё журавль в небе! Самое трудное — дипломная работа — впереди.
— Не скажи. Где голова, там и ноги будут.
— Как там наш бывший восьмой «б» держится? Рассказывай.
— Зайга — конечно, круглая отличница, из кожи вон лезет, чтоб золотую медаль получить. Имант Янсонс променял было свои камни на красавицу Анну, таскался за ней, как тень, но когда увидел, что это безнадёжно, отшился. Собирается в геологическую экспедицию на Кольский полуостров. Поступить в институт у него никакой надежды: кроме географии, сплошные тройки. Малыш Арнис вытянулся порядком и от своего прозвища избавился. Будет поступать на актёрский. Остальные тоже нормально. А ты, Байба, не думаешь двинуть по тернистой стезе искусства?
— Нет, — отрезала Байба. — Кроме того, имей в виду, что шитье — в известной мере тоже искусство.
— Тут я с тобой не согласен, — возразил ей Петерис. — Научиться шить может любой, если не законченный кретин, а стать хорошим актёром или певцом может далеко не каждый.
— За наше прекрасное завтра! — Даумант вновь наполнил бокалы.
— Чао!
Пляж выглядел покинутым. Ветер играл в салки с брошенными бумажками. Два пожилых толстяка медленной рысью «бежали от инфаркта». Серые чайки с желтыми клювами качались на прохладной апрельской воде и время от времени издавали пронзительные крики.
— Помнишь тот летний день, когда мы подали документы? — Байба кивнула.
— Неполных три года, а кажется, прошла целая вечность, правда?
Даце и Петерис, вырвавшись вперед, о чём-то спорили. Петерис, когда волновался, обычно бурно жестикулировал.
— Тебе не холодно? Бери мой шарф. Сестра связала. Удивительно тёплый.
Байба, чувствуя, что доставляет Дауманту радость, позволила обмотать себе шею шарфом.
Ветер трепал волосы. По небу неслись весенние тучи, временами открывая его яркую голубизну.
— На выпускной бал возьму и обрежу, — сказала Байба, заплетая растрёпанную косу.
— И не думай. С косой ты не как все.
— Я тебе её подарю. Сможешь положить рядом с моим портретом в радоваться.
— Я отдаю предпочтение тебе самой.
— Постыдись!
— Почему? Мы уже не маленькие. Без пяти минут взрослые.
— Даце, подождите нас. Куда вы так спешите? Даумант с упрёком посмотрел на Байбу.
Глава тринадцатая
Несчастье
Был ненастный поздний вечер апреля. В окно барабанил дождь. Ветер теребил голые ветви яблонь. В свете лампы казалось, что они танцуют. Старший брат Дауманта Кристап тихо бормотал, читая по-английски толстую книгу. Даумант старательно шил на старой швейной машине матери. На полу и на постели валялись обрезки вельветовой ткани.
— Не понимаю твой ход, — заговорил Кристап. — Какого чёрта ты полез в ПТУ?
— Ход яснее ясного. Через несколько месяцев я буду на своих ногах. А ты ещё год будешь сидеть у стариков на шее.
— Я тоже получаю гонорары.
— Копейки. Нашел, чем хвастать. Я за вечер соображу вельветоны, и красненькая в кармане. Матери работать полировщицей тяжело. Как только начну зарабатывать, пусть уходит с завода, пусть живет дома, лечится. Иногда на ней лица нет.
— Я что-то не замечал.
— А что ты вообще замечаешь, кроме своей восхитительной особы?
Спорить дальше с младшим и потому глупым братом Кристап счёл ненужным.
Какое-то время царила тишина. Старые настенные часы в комнате отца, задыхаясь, как астматик, прокашляли двенадцать раз. Родители и сестра с малышом давно уже спали.
Вдруг Дауманту послышалось, что в двери кто-то стучится. Залаяла собака хозяйки. В тёмном проёме окна показалось испуганное лицо соседки.
Старушка, дрожа от страха, долго не могла сказать что-либо вразумительное. Мать Дауманта накапала на сахар валерьянки.
