Без права на смерть - [98]

— Разыгрываете?

Издатель поднялся из кресла, отвергнутые авторы поднялись вслед за ним.

— Самое скандальное во всей истории, — заявил Итель, — что Анна рассказывает правду. И этот господин — на деле Лоцман не пойми чего. Мы с Анной были в Поющем Замке и привели оттуда десант. Полюбуйся, — он указал на окно, за которым лиловело угасающее небо. — А господин Лоцман, я думаю, расскажет тебе подробности.

— Лоцман Последнего Дарханца? — переспросила Мария, не отводя глаз от охранителя мира и придвигаясь к окну. — Вы не похожи на идиотического фэна.

— Разумеется, нет. Вы знакомы с Анниным Поющим Замком?

— Пойду-ка и я послушаю, как он будет морочить ей голову. — Эффектная брюнетка в алых брюках, прихватив стакан и белобрысого толстячка, двинулась через комнату.

Лоцман поглядел в лицо красотке, в голубые глазки юноши… Сердце екнуло.

— «Леди Звездного Дождя», — заявил он. — И «Отверженное Завтра».

Красотка вскинула брови, белобрысый подскочил на месте, как мячик.

— Ничего себе разведка! Как вы узнали? Я ж ни единой живой душе… Только в набросках. — Толстяк уставился на Лоцмана с растущим изумлением.

— Кто писал «Эльдорадо»? — негромко спросил охранитель мира, оглядел присутствующих, остановил взгляд на пышнотелой блондинке.

— Я. — Девица смутилась, точно ее уличили в чем-то непристойном, одернула тесное платье.

— Ясно. И все четверо — с Анной вместе — продались Ит… Паулю. Подписали контракт на романы, которых требует сегодняшний читатель.

— Так и есть, — подтвердила Мария. — Молодой человек, я вижу, вам не по нраву издательские идеи Пауля? Тогда я с вами. Вот моя рука. — Мария шутливым и одновременно искренним жестом протянула руку. Он сжал ей пальцы.

— Идемте к морю. — Потянув Марию за собой, охранитель мира махнул в открытое окно, с хрустом приземлился на гальку.

Мария не подвела: опершись одной рукой на его ладонь, другой — на подоконник, она гибким движением спрыгнула вниз.

— Вот это да! — Она засмеялась — видно, сама не ожидала от себя такой прыти.

Из окна высунулись три головы: брюнетка, белобрысый и пышнотелая.

— Эй, куда пошли? Мария, тут отличные вина!

— Я за рулем, как и вы… Господи, какая красота! — ахнула Мария, разглядев актеров метрах в тридцати от дома.

Актеры неспешно удалялись по прибрежной полосе. Эстеллино платье сияло серебром, Лусия в белом плыла, как неземное видение, ее алый шарф пламенел. Рафаэль обернулся, заметил Лоцмана, однако актеры продолжали уходить.

— Идемте к ним, — сказал обеспокоенный охранитель мира. Куда это они направляются, хотелось бы знать. — Мария, постарайтесь мне поверить.

Он ей всё рассказал: о Поющем Замке, об умирающем Дархане, о Кинолетном городе, о том, как разорвал границу и вызвал Анну в свой мир. Услышав историю про Эстеллины заколки, Мария засмеялась:

— Так похоже на Анну! Она всю жизнь была без ума от побрякушек. Никогда их, впрочем, не имела — дорогих. Я вам уже на четверть верю. А как погляжу на это чудо — на актеров, — верю почти совсем. Хотя «почти совсем» не говорят. Господин Лоцман… А можно по-простому, без «господина»? Спасибо. Скажите: как вы чувствуете себя в нашем мире?

— Скверно. Я здесь чужой. А вот актерам, кажется, хорошо. Дорвались до желанного.

— Когда вы говорите, что литературные персонажи уходят в Большой мир, — раздумчиво промолвила Мария, — это, знаете ли, фигурально. Они живут среди нас — в сознании людей, воздействуя на умы и сердца. Пауль со мной не согласен. Он полагает, будто книги людей не воспитывают — и он, издатель, вместе с авторами никакой ответственности не несет. Опасное заблуждение.

— Еще бы, — мрачно заметил Лоцман, вспоминая разгорающуюся войну в Кинолетном. Он поклялся убить Ителя — но разве можно карать смертью самоуверенного коротышку, который понятия не имеет о том, что из-за него творится в иномирье? Надо ему объяснить. Положим, Итель поверит, однако остановит ли его это знание — большой вопрос. — Мария, как вы писали «Дарханца»?

Она улыбнулась.

— Писала Анна, а сочиняли мы вместе. Идеи были в основном мои, исполнение — ее. Вы бы знали, что это было за время! — вздохнула она с теплой грустью. — Такой радости жизни, такого восторга я не знала уже никогда. Ну, только если перед свадьбой и в медовый месяц, но то — другое… Мы с Анной упивались своими выдумками, всей этой игрой. Мы буквально жили там, на Дархане; и он был здесь, вокруг нас. Наши герои были живые, стояли перед глазами; у нас было столько друзей! Мы были в них чуть ли не всерьез влюблены.

— Вы не дописали вещь.

— А не пошло. Придумали до конца — конец, помнится, там трагический, в духе нашего развеселого девчоночьего удальства. Ведь мы еще ничего не знали о горе и смерти. А написать не получилось. Мы с Анной — пока не рассорились из-за Пауля — много раз вспоминали. Даже не повесть, а то время, когда были мы молодые и беспечные. Знаете, так хочется туда вернуться…

Анне тоже хочется, подумал Лоцман — не зря образовался туннель в горах. Мария продолжала:

— Пауль уверовал, будто понимает требования момента. Что, если раньше книги учили светлому и доброму, теперь должно быть всё наоборот. Зло непременно должно побеждать и ни в коем случае не осуждаться.