Без права на поражение - [20]

— Когда?

Он увидел в ее глазах изумление.

— Четыре года назад.

— А...— протянула она.— Про то я знаю. Он ведь и меня не миновал.— Она едва

приметно усмехнулась.— Вспомнил старое, заехал. А я и ночевать ему не дозволила. Проводила

обратно. Постарел...

— Куда же он поехал от вас?

— Говорил, в Свердловск. Собирался в Нижнем Тагиле да в Асбесте побывать. Хотел либо

железа, либо шифера на дом купить. Еще спрашивал у меня, где легче достать. Но я в этом не

понимаю.

— А в Шадринске он останавливался?

— Должно быть,— ответила она просто.— Шкурки каракулевые на продажу привозил. На

вырученные деньги и хотел кровлю-то купить. Давала я ему тогда шадринский адрес женщины

из нашей деревни, она еще в войну туда за мужем уехала да тоже овдовела.

— Я могу узнать ее адрес?

— Пожалуйста, если надо.

— Надо, Анна Никифоровна.

Василий Тихонович с трудом скрывал волнение, которое все больше охватывало его.

Записав в блокнот шадринский адрес, он спросил ее наконец:

— Фамилия мне ваша напоминает знакомую... Скажите, у вас нет родных в Свердловске?

— Нет. Сын под Свердловском живет. Правда, бывать у него не приходилось, не

приглашает сильно-то... Видно, все с той поры. Тогда ведь, когда привезли его из Ташкента-то,

он дома недолго пожил, года два или три. Как дотянул до семилетки, так и уехал в фэзеушники.

Работал по разным городам, пока не женился, да и осел, где запнулся о семью... Меня признает,

конечно, но неласковый вырос...

— Адрес его вы знаете, конечно?

— Сейчас посмотрю.— Она прошла в чистую горницу, вынесла оттуда коробку и, отыскав

в ней старый конверт, подала его Саломахину.

Василий Тихонович прочел обратный адрес. Он мгновенно понял, почему ему с самого

начала не давала покоя фамилия этой женщины. И скорее не спрашивая, а размышляя, сказал:

— Значит, Геннадий Печеркин из Соколовки ваш сын...

— Мой. Двое ребятишек у него сейчас.

— Он встречался с Мельником, когда тот заезжал к вам в последний раз?

— Нет. Я ведь говорила, что он еще мальчишкой невзлюбил его. Геннадий уже семь лет

живет отдельно от меня...

— Не встречался, значит?

— Нет,— она оживилась даже.— Сознаюсь перед вами: в ту осень, когда Афанасий явился

сюда, я шибко перепугалась, потому что мои именины должны были наступить и Геннадий с

женой обещался в гости приехать.

— И приезжал?

— Приезжал. Ребятишек, правда, с собой не привезли. У сватьи в Березовске оставили. А

сами гостили целую неделю.

— А в Свердловске они могли с Мельником встретиться?

— Что вы! Геннадий если бы и увидел его, то не остановился бы. Не любит он его.

— Вы говорили сыну, что приезжал Мельник?

— Бог с вами! Ни полслова! Он бы мне не простил этого.

— Когда у вас день рождения-то?

— Двенадцатого ноября.

— А Мельник приезжал?

— Перед праздником близко.

— А сын, насколько я понимаю, очевидно, уехал числа двадцатого?

— Раньше — поправила она.— Приехали они сразу после праздников, дня за два до

именин. А уехали на третий или четвертый день после. Выходит, числа пятнадцатого-

шестнадцатого.

Василий Тихонович знал, что на шадринском рынке Афанасий Мельник задерживался

пятого ноября.

— Вы уверены, что ваш Геннадий не встречался с Мельником?

— Если бы он хоть узнал о его приезде, то все равно выговорил бы мне,— ответила она

убежденно.— Не сдержался бы, припомнил старое. Ненавидит он его... Да и откуда ему было

знать?

Откровенность Анны Печеркиной не вызывала у Саломахина сомнений. Но где-то в душе

он уже решил, что между ее сыном и Мельником была какая-то связь,

Прояснить все мог только Шадринск.

21

Из Шадринска Саломахин связался по телефону с Суетиным. Моисеенко из Молдавии еще

не вернулся,

— В дороге,— сообщил Суетин.— Ждем завтра.

Подробно рассказав о встрече с Анной Печеркиной, Саломахин предупредил:

— Задержусь еще дня на два. Позвоню потом.

...После десяти утра Василий Тихонович постучался в квартиру Клавдии Коляскиной —

той самой знакомой Анны Печеркиной, к которой четыре года назад должен был заехать

Афанасий Мельник.

Дверь долго не открывалась. Наконец, неприветливо осведомившись, кто пришел, в двери

показалась заспанная с неприбранными волосами женщина. Не взглянув на Саломахина,

повернула обратно, бросив через плечо:

— Проходите.

Комната Коляскиной лучше всего говорила о хозяйке. На столе, придвинутом к окну,

стояли две пустые бутылки из-под водки, валялся остаток буханки хлеба, в мелкой тарелке,

засыпанные окурками, лежали кильки. Грязный пол и кое-как закинутая одеялом постель не

первой свежести дополняли картину.

Хозяйка, пытаясь на ходу навести порядок, с неестественной веселостью объясняла:

— Подружка вчера зашла, решили вдовью тоску разогнать, согрешили с водкой.

Извиняйте... Жизнь такая, каждый день одни заботы, а радости никакой... По какому делу мною

интересуетесь?

Василий Тихонович уже довольно долго стоял у двери, а хлопотливая хозяйка, изредка

бросая на него любопытные взгляды, летала по комнате то с тряпкой, то с веником. Скоро стол