Без права на ошибку - [11]

Забравшись на плоскую вершину, словно клоками шерсти заросшую крупным кустарником, скинул рюкзак, оружие и снарягу, быстренько развел небольшой костерок в ямке, вскрыл банку тушенки и поставил ее на огонь. Достал котелок, набулькал водички на стакан чая, кинул щепоть заварки и сахар, придвинул к костерку… Пять минут на разогрев – за это время и осмотреться можно.

Выдвинувшись почти на края обрыва, Данил вытащил бинокль. Сначала какое-то время изучал западное направление, пытаясь определить наиболее оптимальный курс. Тайга впереди была уже другой. Меньше зарослей, больше открытых пространств. А километрах в десяти и подавно – огромное болото до горизонта, скопище кочек. Кое-где поблескивает на солнце и открытая вода, но в основном все затянуто зеленью, ряской.

Болото – это не просто хорошо. Это замечательно! Добрынин оторвался от бинокля и принялся задумчиво разглядывать подошвы своих ботинок, вертя ступней вправо-влево. Подошвы толстые, широкие, раздваиваются впереди, в разрезе – прочная перепонка. Словно копыта у лося. А уж по площади наверняка раза в два больше. Снегоступы, одним словом. В таких чоботах по мягкому болотному грунту одно удовольствие шлепать. Сталкер-болотоход, ёпт… Значит, оптимальный курс – переть напрямую. По кочкам, по кочкам, по маленьким пенечкам. Расстояние срежем, а главное – засаду милое дело устроить. Встретить на узкой тропе, справа и слева топь, трясина. Пространства для маневра нет, шаг влево, шаг вправо – смерть, причем такая, что лучше уж под пулю. Так и сделаем, с этим определились. Если б еще и Сашку сюда – вдвоем бы они враз охотничков расчикали. Но нету больше Сашки. Теперь придется все делать одному.

Пока смотрел – закипела тушенка. Да и вода в котелке окрасилась темно-коричневым, закрутилась ароматным парком. Чувствуя в животе нетерпеливые голодные спазмы, Данил снял шлем, уселся на крупный камень поодаль под кустом, почти на самом краю утеса, принялся вкушать. Кусок сухаря, размякший в ароматном мясном бульоне, и крупный шмат мяса после дневной гонки показались пищей богов! Разделался с обедом в пять минут, достал из рюкзака железную кружку, плеснул чайку – сладкого, ароматного… пир на природе, да и только! Жаль, что запасы резко ограничены, и вскрывать НЗ придется только в таких вот случаях, когда времени для охоты нет. А в иное время – извольте перейти на охоту и собирательство подножного корма, как доисторический предок. Палка-копалка, палка-ковырялка, палка-бурундуков убивалка…

Еще пять минут позволил себе посидеть на камушке, расслабившись, надуваясь коричневой ароматной жидкостью – а потом все. Уложил рюкзак, упаковался в снарягу, приготовился к мгновенному отходу. Следы заметать не стал – какой смысл? Любой следопыт всю его жизнедеятельность здесь как на бумаге прочтет. Да и хрен с ним, пусть читает. Что он тут увидит? Короткую дневную стоянку бодрого, неунывающего человека, энергичного, умеющего двигаться по тайге и настроенного дойти до самого дома. Если жертва полна сил и не паникует, не мечется, словно хорек по курятнику, у каждого охотника поневоле закрадываются мысли: а не бросить ли это дело к чертовой матери?.. Пусть себе шлепает! Впереди даже не сотни – тысячи километров! Авось и сгинет где-нибудь по дороге…

Нет. Не та погоня, чтобы так просто бросить. Этим нужно чувствительно звиздюлей выписать, да и тогда еще вопрос, отстанут ли.

«Юкон» давал достаточное приближение, чтобы рассмотреть проделанный путь в подробностях. Теперь Добрынин смотрел назад – и будто карту читал, узнавая местность, по которой отмахал уже третий десяток километров. Вон там, на самом горизонте, все началось – там, вешкой, все еще дымил разбитый и зачищенный комбинат, хотя дым был уже не такой жирный и не столь трагично, как раньше, уползал вверх, словно пытаясь воззвать небо к справедливости. Догорает. Вон редколесье, где удалось ускориться – деревца будто волосенки на башке плешивого великана. Вон она, сосна – высоко над тайгой поднимается. Вон… Он вдруг дернулся, фиксируя биноклем два белых пятнышка на зеленом фоне. Они, родимые! Ползут, твари! Если б не мельтешение двух белых собачонок – хрена б он заметил вереницу людей в пятнистых комбезах, пересекающих одну из огромных проплешин, попавшихся ему на пути! Ну вот и всё, точки расставлены. Погоня. Добрынин повертел рифленое колесико, пытаясь навести резкость. Принялся считать. Раз, два, три… семь… десять… восемнадцать… Двадцать. Двадцать человек в полном боевом – а и в чем же еще им быть, охотясь на такого же, как и они сами, убивца, – и один в какой-то серой хламиде, вокруг которого и скачут собачонки. Следопыт! Чингачгук, с-с-сука, Мудрый Змей…

Двадцать человек. Двадцать! Опытных, матерых, что называется, нацеленных на результат. Конечно же отлично вооруженных и экипированных для дальней дороги. И он. Что он может им противопоставить? Умение? Не вопрос. Он умеет. Но двадцать человек! Это будет даже не бой. Так… забивание детеныша горыныча ссаными тряпками под задорную боевую музыку. Пусть этот детеныш и смертельно опасен, но расклад двадцать к одному не дает ему вообще никаких шансов!