Без покаяния. Книга 2-я - [30]

— Оставьте это для церкви, — сквозь зубы процедила Моник. — А мне теперь до Элиота дела нет, и вы это знаете. Я просто крайне изумлена его лицемерием, вот и все.

Никогда, даже в самые тяжелые минуты своей жизни, Бритт не испытывала такого унижения.

— Что вы собираетесь делать?

— Ну, глаза выцарапывать я вам не стану, если вы этого опасаетесь. Возможно, просто дождусь своего часа, тогда и видно будет. Не знаю, пригодится ли это мне, но ведь не так уж часто бывает, что женщине удается застукать мужа на месте преступления. — Моник улыбнулась. — А чтобы еще и с родственницей — и того реже.

— Не стану оправдываться, — сказала Бритт. — Я только прошу вас понять: единственно, кто может пострадать от случившегося, так это мой муж. Я страшно перед ним виновата и очень не хочу, чтобы он мучился из-за этого.

— Ваши покаянные речи и в самом деле звучат весьма убедительно, но мне до вас не больше дела, чем до крысиной задницы. Все, что имеет для меня значение, связано только с моей дочерью.

Бритт всматривалась в Моник, пытаясь осмыслить подоплеку сказанного ею. А та, видя ее напряженность, опять рассмеялась.

— По этим счетам, дорогуша, придется платить ему, Элиоту. Я ненавижу его до кишок, ну а вы для меня слишком мало значите, чтобы я из-за вас волновалась. — Она с улыбкой оглядела ее. — С чего это, кстати, вы вообще решили заняться своим пасынком? Мужик хочет трахаться? Прекрасно! Так я сама еще в силах дать ему.

Бритт покачнулась и оперлась о раковину.

— Все это кончено, Моник, повторяю. Я виновата в том, что сделала. И поскольку вас это не задевает и не причиняет вам боли, неужели вы не можете просто забыть?

— Утрите ваши слезки, милейшая. Если бы я хотела сообщить вашему муженьку пикантную новость, я бы это уже сделала. Но хочу дать вам маленький совет. Когда вы будете еще с кем-нибудь трахаться, задергивайте шторы на окнах. Запомните, когда человек падает, другие только лягают и пинают его. Женщин это касается в первую очередь. Если Элиот захочет довести дело до скандала, вы пострадаете гораздо больше, чем он. Вас просто смешают с грязью.

Моник, видно, достаточно насладилась своим триумфом. Звонко стуча по кафелю каблучками, она направилась было к двери, но вдруг остановилась и обернулась:

— Кстати, вот тут вас рвало… Это не утренние тошноты, нет? — Она улыбнулась. — А то знаете, когда я носила Дженифер, так они меня тоже здорово донимали: блевала, как говорится, без устали.

— Нет, что вы! Конечно нет! — пробормотала Бритт, в то время как на лицо ее наползало выражение ужаса.

Моник пожала плечами.

— Эти вещи, как ни странно, порой с нами, бабами, случаются, особенно если трахаться с мужиком, — сказала она, засмеялась и вышла.

У Бритт буквально перехватило дыхание. С чего эта женщина взяла, что она беременна? Действительно, в последние дни она чувствует себя неважно, но из этого еще не следует… Или следует?..

Умывшись и собравшись немного с мыслями, Бритт попыталась рационально прикинуть что к чему. Последнее время она была поглощена мучительными переживаниями духовного, если так можно сказать, порядка. Жизнь собственного тела едва ли занимала много места в ее сознании. Месячные вот-вот должны прийти. Да нет, не может быть, что она забеременела. Господи, Боже, сделай так, чтобы этого не было!

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ 28 ноября 1988 года

В сумерках на фоне серого вашингтонского неба купол Капитолия казался тусклым. Холодный ветер раскачивал за окнами голые ветви деревьев, гоня по улице последние осенние листья. Энтони слегка поежился, будто уличный холод проник в его офис.

Еще только начало пятого, а машины и автобусы уже зажгли фары. Три месяца назад в это же время дня туристы в шортах и пестрых рубашках толпились на мраморных ступенях, фотографируя друг друга на фоне белых колонн. Теперь повсюду зимнее безлюдье, дни стали короче, яркие краски бесследно исчезли, и сам воздух, казалось, навевал грусть и сожаления о чем-то ушедшем. Вопрос абортов занимал множество человеческих умов. Повсюду только и разговоров, что о процессе «Руссо против Клосона».

Энтони много думал об этом деле. Он, собственно, уже решил посвятить большую часть декабрьско-январских каникул изучению документов и подготовке к выступлению. Определенного решения он пока не принял, но прочитанные им заявления, петиции и прочие бумаги сфокусировали его внимание на сути вопроса. Официальное отношение к абортам с тех пор, как были приняты решения по процессу «Рой против Вейда», было довольно определенным. Но в процессе «Руссо против Клосона» сторонники запрета настаивали на том, чтобы правосудие пересмотрело свое отношение к этому делу, основываясь на фундаментальном праве неприкосновенности личности. Но на том же праве основывала свои аргументы и противная сторона. И в этом Энтони находил неразрешимый парадокс.

За время своего судейства он не раз сталкивался с достаточно сложными вопросами. Некоторые из них трогали его до глубины души. Но не было еще ни одного столь трудного вопроса, как этот, об абортах. Тут явно усматривалось почти неразрешимое противоречие, сталкивались между собой две фундаментальные человеческие ценности — свобода и жизнь. А для него эта проблема включает в себя такое понятие, как религиозное убеждение, и даже некоторые аспекты его личной жизни, его интимных отношений с женой.