Без покаяния. Книга 1-я - [46]

— Все лучше, чем если бы дом достался старшему сыну, как это обычно и делается.

— Ох, мамочка была женщиной весьма эксцентричной. Мы с братом разделяем это владение. А дальше оно достанется старшему внуку, то есть тому из наших с ним детей, который родится первым.

— Но у вас же нет детей, ни у того ни у другого.

— Вот именно! Это и не нравилось нашей матери.

Харрисон печально улыбнулся. Он взял Мэджин под руку, и они направились к веранде, нависающей над пологой лужайкой, спускающейся к кромке воды.

— А чей это там домина торчит? — спросила она, указывая на другой берег.

Харрисон бросил взгляд на огромный белый особняк, находящийся более чем в четверти мили отсюда.

— Это дворец Дейтонов. Там ютится один старый пердун лет под девяносто. Он приходится Эвелин дядей.

— Так ее дядя здесь? Он же может увидеть нас!

Харрисон ухмыльнулся.

— Ну, если старый демократ-маразматик что и увидит, то кто в нашем республиканском лагере поверит его клевете и злобным наветам? Я боюсь его чуть больше, чем приведений. — Он поднял ее лицо за подбородок и долгим поцелуем приник к губам, после чего сказал: — Пойдем, Мэджин, я покажу тебе твою спальню и свои авиамодели.

Забрав из машины ее багаж и пару бутылок шампанского, которые сразу отнес в холодильник, он повел ее в экскурсию по дому.

— Здесь все так чисто, — заметила она, оглядываясь по сторонам.

— Да, у нас тут имеется экономка, она приходит раз в неделю.

Харрисон указал ей на старинную фарфоровую вазу, стоящую на каминной полке, и пояснил, что ею владел еще его дед по материнской линии и только после его смерти сама Энн Мэтленд.

— Эта штуковина стала у нас фамильной реликвией, — сказал он. — Она как бы символизирует несгибаемый и неукротимый дух Мэтлендов.

— А это кто такая? — спросила Мэджин, глядя на огромный портрет, висящий над камином.

— А это, радость моя, и есть наша несравненная мамочка.

— Вижу, не очень-то ты любил свою мать.

— Да уж.

— А она любила Эвелин?

Он отрицательно покачал головой. Мэджин повернулась к нему.

— А меня… Как ты думаешь, она могла бы полюбить меня?

Обдумывая ее вопрос, он рассмотрел ее всю, будто прикидывая на глаз, как бы отнеслась его мать к Мэджин.

— Знаешь, я никогда не задумывался об этом. Ты сильна в политике, но не слишком религиозна… К тому же моя мать принадлежала к поколению людей, которые просто не способны смириться с такими отношениями, как у нас с тобой. Но говоря по правде, если отбросить все условности, думаю, ты ей понравилась бы, твоя сущность и все такое.

— Это было бы хорошо, ведь правда?

— Хорошо, но маловероятно. Вряд ли моя матушка смогла бы отбросить все условности. Но мне в тебе нравится именно то, что ее повергло бы в ужас.

И с этими словами он поцеловал ее, а руки его скользнули вниз.

Харрисон довел экскурсию по дому до конца, оставив напоследок семейную спальню. Они поднялись наверх и вошли туда, где прежде он спал только с Эвелин. Мэджин ни о чем не спросила, хотя, как ему казалось, она думала о том же. Он сел на кровать и смотрел, как она прошла в ванную и приводила там в порядок свои волосы. Любуясь тем, как ловко облегает ее юбка, он чувствовал возбуждение, и это ему нравилось. Вернувшись в спальню, Мэджин подошла к нему и встала между его ног, пальцы ее пробежали по его полуседым волосам и увязли в густых прядях, а он в это время поцеловал ее в грудь, чувствуя сквозь тонкую ткань блузки упругий сосок.

— Как насчет шампанского? — насмешливо и дразняще спросила она.

— Ты права, детка. Начать, пожалуй, стоит с шампанского.

Они спустились вниз, в гостиную, и Харрисон принес вино и бокалы, затем открыл дверь на веранду. Они устроились на кушетке, лицом к, камину, и он, открыв шампанское, наполнил бокалы.

— Такое впечатление, будто мы отмечаем нечто особенное, какое-то знаменательное событие, — задумчиво проговорила она.

— Так оно и есть, Мэджин. Так оно и есть.

За полчаса они оба слегка опьянели. Мэджин положила голову ему на грудь, говоря, как сильно она его любит. Рука ее гладила его грудь и плечи поверх спортивной рубашки, потом, расстегнув одну пуговку, она просунула пальцы под рубашку и ощутила, как бьется у нее под ладонью его сердце.

— Я хочу тебя, Мэджин, — пробормотал он ей на ухо. — Хочу тебя, хочу.

Рука ее скользнула вниз, к его бедрам, и даже сквозь плотную ткань брюк она почувствовала, как горяча и тверда его плоть.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — прошептала она.

— Разденься, — сказал он садясь прямо. — Я хочу, чтобы ты устроила мне небольшой стриптиз.

Мэджин немного колебалась, а потому шла от кушетки в сторону камина неуверенно. Потом повернулась к нему соблазнительным движением одалиски, хотя и продолжала испытывать некоторую неловкость. Но вот она скинула с ног открытые туфельки — сначала одну, потом другую — и, высоко поднимая над головой руки, сняла блузку, открыв покачнувшиеся тяжелые груди. Затем коснулась застежки юбки и постояла без движения, потом расстегнула застежки и, когда юбка соскользнула на пол, отбросила ее ногой. Одарив его хмельной улыбкой, она медленно сняла трусики и теперь совершенно нагая стояла под портретом его матери.