Без покаяния. Книга 1-я - [27]

Он понимал, что она пьяна, но дело было не только в алкоголе. В ней говорила вся ненависть и безнадежность, накопленная за годы их супружества. Алкоголь лишь развязал язык.

— Я чувствую, что виноват перед тобой и весьма сожалею… — пробормотал он.

— Ох, только избавь меня от твоего сочувствия. Лучше засунь свое сожаление себе в задницу! — Когда она посмотрела на него и увидела на его лице отвращение, ее злоба переросла в бешенство. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! — закричала она и набросилась на него с кулаками.

Он схватил ее за запястья.

Она пыталась освободиться, но тщетно.

— Убери от меня свои руки!

Элиот, оказавшись так близко к ней, увидел у нее на шее и плече следы засосов. Заглянув в низкий вырез платья, он увидел те же отметины и на ее пышных грудях.

Испытывая отвращение, он в то же время ощущал и боль. Когда-то он любил эту женщину, или ему казалось, что он ее любит. Как могло случиться, что он столь ужасно ошибся? Моник заметила, что его лицо вдруг стало горестным, а руки ослабли, и, улыбнувшись, отошла от него и приблизилась к зеркалу, где, пьяно покачиваясь, начала разглядывать свое отражение.

— Тебе нравится это платье? — спросила она и, не дождавшись ответа, продолжала: — Мне нравится. Я уж давно заметила, что стоит мужикам увидеть меня в нем, как у них всех сразу встает…

Элиот не клюнул на эту приманку. Он молча смотрел на ее лицо, отраженное в зеркале. Моник начала пританцовывать, дразня его разнообразными телодвижениями и скольжением рук от грудей вниз, к паху. Он смотрел на все это совершенно бесстрастно. Он понял, что даже то, утреннее, смешанное с презрением вожделение, повториться уже не сможет.

Когда она повернулась к нему, на губах ее еще оставался след улыбки.

— Послушай, Элиот, каково это знать, что твоя жена держит только таких слуг, которые обожают подглядывать за ней? Что ты при этом чувствуешь.

— Больше я ничего не чувствую.

Она ухмыльнулась.

— Ох, я так и думала. Ты просто не хотел признаваться, но это правда. — Она обошла вокруг него, задорно поглядывая из-под ресниц. — И что? Совсем-совсем ничего не чувствуешь? Даже когда пользуешь меня как самую дешевую проститутку? Выходит, тебя уже и впрямь ничто не бодрит? — Она помолчала, покачиваясь и дразня его своей улыбкой. — Ты знаешь, я начинаю беспокоиться о тебе, — продолжила она. — Я опасаюсь, как бы ты совсем не утратил свои мужские способности.

Ее прохладная рука коснулась его груди. Он не пошевельнулся. Она легонько поскребла ногтями по его плечу.

— Мы используем доброе старое средство, как в старые дни. Ты что, и сейчас ничего не чувствуешь?

Элиот испытывал одно желание: дать ей пощечину.

— Я даже не уверена, осталось ли в тебе что-нибудь мужское, — сказала она, и ее рука скользнула вниз, к резинке его трусов. Рот ее искривился в глумливой улыбке. — Не каждый мужик способен трахнуть проститутку. Особенно если знает, что она только что вылезла из-под другого.

Элиот взорвался, он схватил ее за ворот платья и дернул так сильно, что оно разорвалось донизу. Моник едва не упала на пол, но, шатаясь, удержалась на ногах. Сначала она мертвенно побледнела, но вскоре опять заулыбалась, слегка повела плечами и останки платья соскользнули на пол, явив ее тело, на котором, оказывается, ничего, кроме этого платья, не было.

— Да, хороша же ты была, если даже не помнишь, где обронила свои трусики. Сколько же ты выпила?

В глазах ее разгорелась ярость. Она ударила его по щеке так сильно, как только могла. Он вернул ей пощечину. Моник истерично вскрикнула и ногтями нацелилась ему в глаза. Элиот ударил ее еще раз, да так сильно, что она упала на кровать. Он подошел к ней с желанием еще ударить, и еще ударить. Но прежде чем он что-нибудь успел сделать, Моник быстро подняла ногу и, нацелившись, ударила его в мошонку, потом второй раз. Сразу же после этого она хотела вскочить на ноги, но он перехватил ее и снова швырнул на постель, упав на нее сверху.

Она попыталась расцарапать ему лицо, но он сжал ее запястья и подмял под себя. Они лежали, тяжело дыша, отвернувшись друг от друга.

— Отпусти меня, ты, выродок!

Он не ответил. Моник изо всех сил старалась выскользнуть из-под него, но не смогла. Она попыталась укусить его, но он успел отпрянуть. Тогда она плюнула ему в лицо.

— Ты шлюха, Моник, это точно, — тихо сказал он. — Шлюха, и в этом твое призвание, у тебя это получается.

Она вырывалась из последних сил, но он ее не отпускал. После двух-трех минут борьбы ее лицо и шея покраснели, волосы слиплись от пота, и она, обессилев, полушепотом пробормотала:

— Я ненавижу тебя. Ненавижу…

Элиот по опыту знал, что припадок неистовства кончился. Он выпустил ее запястья и встал. Она не шевельнулась. Только смотрела на него. А он смотрел на ее обессиленное тело, стирая тыльной стороной ладони капли пота со своего лба и щек. Под его взглядом ноги ее чуть раздвинулись. Он знал, что такие схватки возбуждают ее, он и сам всегда от них заводился.

— Трахни меня, Элиот, — наконец выговорила Моник. Но он не сомневался, что в этот момент она могла адресоваться к кому угодно. — Трахни, черт тебя подери! Пожалуйста.