Без поцелуя на прощание - [47]

– Каждый раз? – спрашиваю я, чуть не выплюнув на нее ошметки размякших чипсов.

Эйва подскакивает, садится ровно и трет уставшие глаза. Она явно осознает, что только что сказала, и теперь пытается дать задний ход. Это не помогает. Мой мозг зацепился за ее слова. Теперь ничто не заставит меня отвлечься от них.

У Эйвы вспыхивают щеки, и она выглядит так, как будто температура ее тела поднялась на десять делений и все еще продолжает ползти вверх. Крошечные бусинки пота выступают по краям ее лба.

– Это был сарказм, – говорит она. – Прости, я знаю, что это неуместно. Я просто хотела тебя развеселить.

– Да, – зло бросаю я. На этот раз у комка чипсов нет никаких шансов остаться внутри моего рта. Слегка пожеванные крошки летят вперед и попадают прямо в затылок мужчине, сидящему передо мной. Представляю, как он зол, разворачивая платок и начиная вытирать всю эту грязь. Его жена оборачивается, чтобы выяснить, в чем дело. Я робко извиняюсь и вежливо терплю долгую тираду, которой она разражается. Я скрещиваю пальцы в надежде, что она не станет звать стюардессу. Я настолько нестабильна, что при одной только мысли о том, что меня станут отчитывать и дальше, у меня скручивает желудок. К счастью, она все-таки принимает мои льстивые извинения и разворачивается обратно.

Я готова продолжить расспрашивать Эйву, но она уже, кажется, уснула. Она спит сном младенца. Я знаю, что она притворяется: когда она спит по-настоящему, то храпит, как ревущий мотор машины «Формулы-1».

– Эйва, прошу тебя. В последнее время мне многие лгут. Никогда бы не подумала, что ты тоже. Прошу, умоляю тебя. Просто расскажи мне, хорошо?

– Это не первый раз, когда ты вспомнила, как ходить. Понятно?! – рычит Эйва, не открывая глаз.

– Понятно.

Ее слова прорезают воздух и ранят меня тупым ножом, проворачивая его в животе. Не знаю, какого объяснения я ждала. Или какое объяснение имело бы смысл, но это определенно было не то, что я хотела услышать.

– Это совершенная бессмыслица. Эйва, прошу тебя. Мне нужно больше. Мне нужно знать больше. Мне кажется, будто я теряю разум, – я резко выдыхаю сквозь стиснутые зубы. – Где стюардесса? Черт побери, мне необходимо выпить вина!

– Вот видишь, поэтому я тебе и не рассказывала. Я знала, что ты мне не поверишь.

– Как в такое можно поверить?!

– Легко. Ты веришь в это, потому что это правда. Я твоя подруга и рискую головой, чтобы помочь тебе. Ты ведь просила меня не лгать, верно?

Я киваю.

– Ну так я и не лгу. Вот так все просто.

Выражение ее лица убеждает меня в том, что она честна, но голова отказывается принимать нечто столь нереалистичное. Что мне на это ответить?

– Ладно, неважно, веришь ты мне или нет. Еще до того как самолет сядет, ты в какой-то момент отключишься и не только забудешь о том, что ходила сегодня, но и об этом разговоре. Так всегда происходит, Лаура.

– Нет. Этого не случится, – кричу я, забывая о том, что ограничена пределами самолета. – Я больше никогда не вернусь в это чертово кресло. Никогда!

Знакомое чувство ярости и недоумения кружит в моем теле, надвигаясь словно циклон, от которого не сбежать. Я чувствую, как ко мне подползает тьма, и боюсь моргнуть. Я не верю Эйве. Просто не верю. Но что-то внутри меня кричит, что не стоит исключать упомянутой возможности. Если я позволю себе уснуть, я могу больше никогда не подобраться так близко к ответу. Я просто прикрою глаза. Я не буду спать. Я не буду спать.

Сумбурные воспоминания мелькают у меня в голове, принося с собой жуткую головную боль. Я прижимаю ладони к больным вискам, обхватываю дрожащими пальцами голову, мягко массирую кожу под волосами. Это движение почти метафорично, как будто я кончиками пальцев раскапываю землю, в которой зарыты мои воспоминания.

Я сосредоточиваюсь изо всех сил и крепко цепляюсь за каждую крошечную подсказку, которую мне удается добыть. Я приклеиваю их к своему мозгу и тщательно обдумываю каждую деталь, пока они не ускользнули от меня и я снова все не забыла.

Первым в моей памяти всплывает вечер бала. Я обезумела, стоя в одиночестве на темной дороге. Я помню, что впала в ярость и подростки издевались надо мной. Я была охвачена гневом. Я была охвачена странными, всепоглощающими эмоциями. Я не контролировала себя. Гнев – мощная сила, и у меня не было ни желания, ни возможности сдержать его. У меня каким-то образом получилось физически перебежать дорогу и напасть на компанию.

Я склоняю голову. Воспоминания наводняют мой разум, причиняя мне боль. Они разрывают грудную клетку, и легкие болят под тяжестью мыслей.

Они назвали меня фриком. Почему бы им этого было не сделать, ведь я и есть фрик. Ведь я притворялась паралитиком. Даже компании неадекватных подростков было совершенно ясно, насколько отвратительно мое поведение. Вспоминая о том, как все разворачивалось, мне становится тошно. Неужели я всегда подавляла свою способность ходить? Или я не была способна на это без резкого выброса адреналина? В любом случае ясно, что со мной что-то совсем не так.

Следующее, что я вспоминаю, как я вылила напиток на Николь. Боже, как жестока я была. Это не я. А если я, то я не хочу быть такой.