Без поцелуя на прощание - [31]

Я слышу шаги на лестнице.

– Марк? – зову я, снова бросаясь в коридор.

Марк молча спускается по ступенькам, неся еще коробки.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, не в состоянии скрыть отчаяние в голосе.

Он игнорирует меня, проходя мимо груды коробок с новыми контейнерами в руках.

– Ты уходишь от меня?

– Я ухожу из этого дома, – наконец отвечает он.

– Но это наш дом… дом детей. Как мы справимся без тебя?

– Это всего лишь здание, Лаура. Оно уже давно перестало быть домом. Мне нужно убраться отсюда, пока у меня еще остались хоть какие-то приятные воспоминания об этом месте.

Его голос звучит холодно, в нем нет любви. Он говорит со мной, как с незнакомкой на улице, у которой спрашивает время. В его голосе не слышно ненависти – только безразличие. От этого больнее всего: безразличие означает, что ему теперь все равно. Он не просто больше не любит меня – ему уже все равно, что когда-то любил.

Я понимаю, что он уже все решил. Нет смысла спорить, ведь это ничего не изменит. Я потеряла его. Понятия не имею, каким образом все так ужасно расстроилось, но мы стали совсем чужими. Я не стану бороться за наш брак, но я не дам ему забрать у меня детей.

– Я хочу видеть детей, – требую я.

– Нет, Лаура. Мы не будем обсуждать это снова, – протестует он.

– Мы ничего и не обсуждали. Мне просто было сказано, что я не могу их видеть. Теперь я говорю тебе, что могу. И я хочу, прямо сейчас, – зло процеживаю я сквозь плотно сжатые челюсти. – Я хочу видеть детей сегодня. Я еду к твоей матери, и даже не думай пытаться помешать мне, – предостерегаю я.

– Я не стану тебя останавливать. Но ты только зря потеряешь время. Их там нет.

Лицо Марка – пустой холст: на нем нет ни намека на эмоции. Как будто он репетировал эту самую беседу и может повторить ее как хорошо заученное стихотворение.

– Где они? – мягко спрашиваю я. – Прошу, скажи мне, – я понимаю, что унижаюсь, умоляя его, но я не могу вынести неведения.

– Лаура, прекрати: ты только расстраиваешь саму себя, – раздается голос позади меня.

Я разворачиваюсь и вижу позади себя Николь. Кэти спит у нее на руках: ее маленькая головка покоится на плече Николь.

Я протягиваю руки, чтобы взять свою малышку. Николь идет вперед и уже готова отдать мне Кэти, но Марк качает головой. У меня обрывается сердце.

Из-за ног Николь весело и жизнерадостно выглядывает Бобби. У него в руках маленькая игрушечная машинка, и он садится на корточки на ковре в коридоре и начинает возить ее вперед-назад вдоль узорчатых линий.

– Вжух-вжух, – выкрикивает он, находясь в счастливом неведении относительно разворачивающейся вокруг него ссоры.

– Привет, Бобби, – говорю я.

Я застаю его врасплох. На какой-то миг он поднимает взгляд наверх, а затем снова переводит его вниз, туда, где его ждет машинка.

– Не хочешь со мной поздороваться? – спрашиваю я его.

Он качает своей маленькой головкой. Мои глаза наполняются слезами. Я очень скучаю по детям, но Бобби чувствует себя прекрасно и без меня.

– Бобби, это я, твоя мамочка. Прошу, поздоровайся со мной.

– Привет, мамочка, – говорит Бобби, словно маленький робот.

Он не смотрит на меня и даже не улыбается. Просто ведет себя как хороший мальчик и делает то, что ему сказали. Ему явно неинтересно со мной общаться.

– Теперь мы можем идти в «Макдоналдс», Никки? – спрашивает он с воодушевлением.

Его ярко-голубые глаза светятся, когда он смотрит на нее. Мне знаком этот взгляд. Я вижу его каждый раз, когда забираю из дошкольной группы. Он слишком мал, чтобы понимать слова «я тебя люблю», но его глаза ежедневно говорят мне эти слова. Сегодня они говорят их Николь.

– Бобби, я могу отвести тебя в «Макдоналдс». Хочешь пойти со мной? – спрашиваю я, и мой голос звучит уже менее располагающе и более нервно.

– Нет, я хочу пойти с Никки, – он бросает машинку и встает, чтобы взять Николь за руку.

Меня переполняет разочарование.

– Бобби, иди сюда, – командую я.

– Нет, – кричит Бобби, пятясь и прячась за ногами Николь.

– Бобби, иди сюда сейчас же, – сердито говорю я.

Бобби начинает плакать и звать отца. У него обильно текут слезы, и я вижу, как подрагивает его тельце, когда он прижимается лбом к бедру Николь. Кэти начинает хныкать: окружающая суматоха беспокоит ее. Я отчаянно хочу подойти к ней и поцеловать мягкий лобик, но когда я начинаю двигаться вперед, Николь быстро увеличивает дистанцию между нами.

Марк так отстранен, что даже не осознает, как расстроены дети. Он не берет Бобби на руки и не укачивает, как делал раньше. В этот миг я ненавижу Марка, но мне все же хочется, чтобы он обнял нашего маленького мальчика. Я хочу, чтобы Бобби чувствовал, что он в безопасности и его любят, но Марк ведет себя холодно и безучастно. Он игнорирует детей, как будто их вообще не существует, и я понимаю, что они ему не нужны – он забирает их, только чтобы причинить мне боль.

– Иди к машине, я буду через минуту, – инструктирует Марк.

Николь кивает, и дети уходят вместе с ней.

– Пока, дорогой, – говорю я, в последний раз пытаясь добиться того, чтобы Бобби меня узнал, но его рыдания только усиливаются.

– Ты ведешь себя пугающе, – сердито настаивает Марк.

– Я не специально, – протестую я.