Без переводчика - [27]

Лист умер в баварском городе Байрейте, одинокий, вдали от друзей. Его слава пианиста давно умолкла, а композитором его считали неблестящим, даже неудавшимся. Будущее устранило и эту несправедливость.

…Разные есть памятники. И мрамор, и бронза противостоят времени. Но еще крепче тот памятник творцу музыки, который высечен в сердцах потомков.

Красный Чепель

Мы видели остров отдыха.

Есть на Дунае, на южной окраине Будапешта, другой остров, на котором тоже надо побывать. Это Чепель, дымный, заводской Чепель, центр тяжелой промышленности Венгрии.

Некогда Чепель был синонимом беды, тяжелого труда. От слова «Чепель» веяло унылой рабочей казармой, извечным потом, нищетой трущоб, где бедняки рылись в отбросах.

Теперь слово «Чепель» сверкает, как орден на груди героя труда. Чепель — остров передовых, остров новаторов.

Бывало, на чепельских предприятиях чаще собирали машины из иноземных деталей, чем делали свои. Из Лондона, из Берлина на Венгрию смотрели свысока. Конечно, пастухи в бурках, пушта, табуны — занятное зрелище для туриста. Но техника? Венгерская техника? Нет, не слыхали…

Теперь во многих странах мира можно встретить мотоциклы «Паннония», венгерские автомашины, станки, точные приборы. Их родина — Чепель.

Трудно перечислить все, что он создает. Но индустриальный Чепель — это еще не весь Чепель. В свободной Венгрии он стал известен как крупнейший международный порт на Дунае. Когда плывешь вниз по реке, по левому берегу долго тянутся причалы, краны, пакгаузы — почти все новое. Над мачтами судов — гигантский элеватор.

Еще выше вытянулась мачта будапештского радиовещания. Ее высота — триста четырнадцать метров. Это подлинный шедевр из стали. Есть глубокий смысл в том, что именно из Чепеля, из «красного Чепеля» новая Венгрия разговаривает с миром.

Теплоход прощается со столицей и отправляется дальше. За Чепелем появляются корпуса нового нефтеперегонного комбината, самого мощного в стране.

На пути вам часто будет казаться, что Чепель не кончился, что он тянется по всему венгерскому берегу Дуная, на котором то и дело показываются промышленные города с незнакомыми именами. Одни еще не успели попасть на карту, другие вы отыщете только на самой новой…

Вечерний Дунай темнеет, ширится. Дымка за кормой поглотила все, кроме горы Геллерт с монументом на вершине.

Скульптор-волшебник

Кто хоть раз видел Жигмонда Кишфалуди-Штробля, тот навсегда запомнит его — седого, подвижного, полного жизни и доброты. Тот поймет и секрет его волшебства. Чувствуешь: таким вот и должен быть мастер, способный оживить глину, бронзу.

Обычно говорят, что скульптуры украшают здания или город. О созданиях Кишфалуди-Штробля хочется сказать не только это. Они в сущности населяют Будапешт — его парки, залы его музеев. Велика и прекрасна семья героев, созданных ваятелем.

Начало ей было положено давно. Сперва ему, сыну бедного сельского учителя, служили самодельные краски из трав и коры, грубый плотничий карандаш. Окончательно найти свое призвание Кишфалуди помог случай: отца перевели в другую деревню и там оказалась красная глина…

Первые работы юного скульптора — «Девушка-жница», «Крестьянин с косой».

В людях Кишфалуди ищет красоту чувств и устремлений, красоту созидания.

Давно притягивала Кишфалуди-Штробля оригинальная личность Бернарда Шоу — драматурга, мыслителя, острослова. Согласится ли Шоу позировать? Знаменитого ирландца лепили такие мастера, как Роден, Трубецкой…

Шоу с некоторым недоверием принял молодого венгра с трудно произносимой фамилией. Собирался отказать, сославшись на дела, но не смог. Венгр был так подкупающе жизнерадостен и так очаровательно настойчив…

Впоследствии Шоу писал ему:

«Вы изобразили меня не только таким, какой я есть, но и таким, каким мне следует и хочется быть. Возможно, мне и удастся стать таким, если я буду смотреть на ваше творение достаточно долго и пристально».

Скульптурные портреты доставили Кишфалуди-Штроблю всемирную славу. Число их за полвека достигло семисот. Они образуют богатейшую галерею характеров эпохи.

«Скульптор должен быть всем: и режиссером, и костюмером-осветителем. Но это не все. Я бужу модель, словно спящую красавицу», — говорит Кишфалуди-Штробль.

С помощью света, одежды он силится оттенить самое характерное во внешности. Кроме того, он всегда старается сблизиться с натурщиком духовно. Расспросами, шуткой расшевелить его, вызвать на откровенность.

Да, это добрый талант. Скульптор любит хороших людей, умных, умелых, честных, отважных, и по-дружески представляет их нам.

Есть у скульптора давняя мечта — вылепить В. И. Ленина. Еще сорок лет назад, в парижском кафе «Ротонда», где бывали русские революционеры, Кишфалуди-Штробль увидел однажды человека небольшого роста с рыжеватой бородкой. Во всем его облике было что-то стремительное. Русские поднялись ему навстречу, он заговорил… и скульптор пожалел, что он не понимает языка. Он ловил жесты этого русского, запоминал его мимику, на редкость красноречивую.

Встретиться с этим человеком скульптору больше не привелось. Много лет спустя, когда на газетной странице Кишфалуди увидел портрет Владимира Ильича, он узнал, кто был тот русский…