Без обратного адреса - [46]

Шрифт
Интервал

– Пока нет. Возникли затруднения. Я уже думал, что нашел его, оказалось – не он.

– Правда? Будь внимателен. Помни, он непрост. Спрячется – не найдешь. Он ведь отнюдь не дурак, мой отец. – И закончил фразу, добавляя комических красок в их балаган: – Как, впрочем, и его сын.

– Я убедился, что это не он. Ошибка исключена. Придется продолжить поиск.

– А в чем затруднение? Обнаружились другие люди с теми же особенностями, что у отца?

– Да, я нашел еще одного.

– И что? Проверил его?

– В дальнейшей проверке нет нужды. Я убедился – и это не он.

– Точно? Мы ничем не должны пренебрегать.

– Это ребенок десяти лет. На следующей неделе день рождения.

– Ясно. Что намерен делать дальше?

– Искать того, кто подпадает под описание вашего отца.

– Правильно. Только вот что… я на этой неделе собираю семейный совет, понимаешь? И все мы жаждем видеть отца и его работу. Ты меня понял?

– Очень хорошо понял, сеньор Коан.

– Звони сразу же, как появится какой-нибудь результат, – распорядился шеф.

– Конечно.

Коан отключился, не попрощавшись. Давид положил телефон в карман и устало опустил голову. После сегодняшней ночи и беседы с шефом он чувствовал себя шпионом, едва выжившим на холоде.


Телефонный звонок и обильный завтрак, а дальше что? Давид не знал, чем заняться. Правильно им сказали: городок очень тихий. Хоть иди по улице, стучась во все дома подряд и спрашивая, не живет ли тут кто-нибудь шестипалый и не покажет ли он свою пишущую машинку. Давиду почему-то казалось, что если он и найдет Мауда, то случайно, почти без усилий. Судьба должна была сама все сделать – ему оставалось ждать в нужном месте и в нужный час. Размышляя об этом, Давид согласился прогуляться с женой в ближайшую рощу. Сегодня он наконец-то правильно обулся – в удобные прочные ботинки. Каменистые тропинки, столь красивые издалека, были настоящим мучением для человека в городских туфлях.

Роща оказалась диким, густым сплетением елей и буков. Иногда на пути возникал сосняк, освещая темную чащу золотистым светом своих стволов и яркой зеленью хвои. Вздымаясь на тридцать метров над головами, сосны заставляли людей чувствовать себя лилипутами, потерявшимися в мире гигантов. Словно домашнее растеньице на подоконнике вдруг выросло до небес и погребло их под своей кроной.

Исполинские корни елей покрывал изумрудно-зеленый мох. Стволы сосен с шершавой, сочащейся смолой корой напоминали слоновьи ноги. Особенно поражали ели: они причудливо сплетались с буками и мерцали в серебристо-зеленом сумраке своими почти белыми от смолы стволами, придавая лесной чаще вид древний, чуть ли не мифологический. Давид вспомнил, что комочки смолы на их стволах с античных времен ценились за исцеляющие и бальзамические свойства.

С каждым шагом в глубь этого огромного лесного мира они с Сильвией все больше терялись во времени и пространстве. Было ясно, что деревьям они безразличны, вместе с их волнениями и нуждами, с бессмысленной погоней неизвестно за чем. Они, люди, забредшие под ветви, значили для рощи меньше, чем дождь и холод, а дождь и холод деревья принимали совершенно спокойно.

Сильвия, сама предложившая прогулку, теперь жаловалась на все подряд, и особенно на тяжелую обувь, которая ей, привыкшей к легким городским туфлям, казалась ужасно неудобной.

– Присядем хоть на минутку. Чертов камень! Ой, я сейчас умру. Если не сниму обувь сию же минуту…

Они сели, Сильвия разулась и растерла усталые ноги.

– Ох… наконец-то… какое облегчение. Знала бы, взяла бы теннисные туфли. Слушай, вот эти крокодилы у меня на ногах, они называются горные ботинки, то есть специально, чтобы в них здесь ходить? И как люди это выдерживают?

– Наши ноги изнежены городом. Мы не привыкли ходить в тяжелой обуви на большие расстояния. Тем более по склонам, камням и буеракам.

– Но ведь по земле ходить должно быть легче, чем по асфальту, она же мягче?

– Мягче, но неровная. Мы больше напрягаем мускулы, чтобы сохранять каждую секунду равновесие, и от этой непривычной для мышц работы возникает усталость.

Сильвия запрокинула голову вверх, вглядываясь в сплетение ветвей. Давид же залюбовался красивой линией ее шеи и губами, изогнутыми в легкой улыбке.

– Как много есть разных мест, Давид!

– Если ты о том, почему именно сюда мы поехали в отпуск, то я уже говорил, что…

– Нет-нет. Разные места не только тут, – она обвела рукой окружавшие их камни и стволы деревьев, – но и здесь, – Сильвия поднесла ладонь ко лбу. Давид кивнул. – Сколько лет ты не чувствовал такого покоя?

– Не припомню даже.

– И я не помню. Знаешь, эти люди, камни в фундаментах их домов… не могу объяснить, но что-то я здесь чувствую такое…

– Что же?

– Не знаю, как объяснить. Я вспоминаю мессу в маленькой древней часовне, слушателей в таверне… Они живут не так, как мы. По-своему. Это другое место и другая жизнь.

– Естественно.

– А почему они так могут, а мы нет? А мы прогибаемся и ломаемся и живем по навязанным нам мучительным правилам…

– Да. На нас социум давит больше. Мы должны подчиняться сотням необходимых законов.

– Но ведь они в том же обществе, что и мы! С Интернетом, с телефоном, телевизором!

– Я думаю, что большой город – иная форма социума. Он сильнее давит на нормальную психику, больше уродует ее. Взять одно только метро или высотки, кишащие людьми.


Рекомендуем почитать
Убийство на Кольском проспекте

В порыве гнева гражданин Щегодубцев мог нанести смертельную рану собственной жене, но он вряд ли бы поднял руку на трёхлетнего сына и тем самым подверг его мучительной смерти. Никто не мог и предположить, что расследование данного преступления приведёт к весьма неожиданному результату.


Обратный отсчёт

Предать жену и детей ради любовницы, конечно, несложно. Проблема заключается в том, как жить дальше? Да и можно ли дальнейшее существование назвать полноценной, нормальной жизнью?…


Боги Гринвича

Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».


Легкие деньги

Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?


Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь

Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.


Начало охоты или ловушка для Шеринга

Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.