Без наказания - [6]

В «Бэннер» заметку обработали на свой манер, но поместили не на первой, а на одной из средних полос под заголовком «Смерть в разгар праздника Гая Фокса». В пятницу утром заметка обсуждалась на летучке.

— В-в-в ней что-то есть, — сказал редактор отдела новостей. — Де-де-деревенский эсквайр, костер в ночи, горящее чучело. На-на-находка для очеркиста. Для того же Джорджа Грейди.

Редактор отдела очерка быстро раскинул мозгами.

— Джордж в эти дни будет очень занят. Он освещает выставку старинных игрушек и конференцию по управляемым ракетам.

— Ну, в таком случае молено взять кого-нибудь другого. Того же Фэ-Фэ-Фэрфилда. Ведь дело идет о преступлении.

Оба глянули в сторону Эдгара Кроли, восседавшего во главе стола с абсолютно бесстрастным видом.

Эдгар Кроли был не просто редактором «Бэннер», но прежде всего выразителем идей лорда Брэкмена, владельца газеты.

Мало кто из журналистов обладал всеми качествами, необходимыми для создателя бэннеровских передовиц, как-то: гибкостью ума и слога, быстро надеваемой и, в зависимости от обстановки, столь же быстро сбрасываемой личиной негодования, способностью рассуждать с различных позиций, причем всегда со знанием дела, о торговле, политике, искусстве. Лорд Брэк-мен с огромным вниманием прочитывал все до единой передовицы «Бэннер», и хотя сам писать не умел, прекрасно знал, что нужно в них говорить. В Эдгаре Кроли он разглядел человека, почти всегда говорящего то, что нужно.

Кроли быстро продвинулся вперед и вверх. Он научился улыбаться одними губами, и все давно забыли, как он смеется. С годами его рыбье спокойствие удвоилось, и теперь даже глаза, спрятанные за толстыми линзами очков, казались тусклыми и безжизненными. Говорил он, как всегда, спокойно, постукивая костяшками пальцев по какой-то газете, поместившей материал на первой полосе:

— Здесь довольно много внимания уделено сожжению чучела и истории деревенского эсквайра. Нам не подобает выступать с тем же самым на целый день позже, не так ли?

— К-к-конечно же, нет.

— Можно ли осветить это событие под каким-либо другим углом, с тем, чтобы можно было выступить в субботу и воскресенье?

— Детская преступность, — несмело предложил редактор отдела очерка. — Мне кажется, именно под таким углом и следует освещать это событие. Подростки с шумом ворвались в деревню, убили человека и укатили.

— Детская преступность — тема не новая. И потом мы не знаем, дети ли они. Может оказаться, что им уже под тридцать.

— Вы правы, — громко сказал редактор отдела очерка.

— Посмотрим, как дальше развернутся события. Нам сообщит об этом тот местный репортер. Тогда и решим, что делать. Согласны со мной?

Они были согласны.

В четыре часа дня Эдгар Кроли снял трубку одного из своих телефонов и услышал голос лорда Брэкмена, низкий и густой, точно патока, прерываемый частыми покашливаниями:

— Корби, — сказал этот голос. — Почему не на первой полосе?

Одним из ценнейших качеств Эдгара Кроли была его способность запоминать фамилии вместе с контекстом. Про него ходил слух, что якобы он, бегло ознакомившись с номером, мог по прошествии времени припомнить каждую фамилию и связанную с ней ситуацию. Вот и теперь он без труда связал Корби с убийством в день Гая Фокса, хотя Корби фигурировал в их материале как эсквайр Фар Уэзер. И тем не менее он повторил с вопросительной интонацией: «Корби?» Это был стратегический маневр, рассчитанный на то, чтобы избежать ответа на щекотливый вопрос. Он увенчался успехом.

— Эдгар, у меня работают самые лучшие журналисты, и я никогда не вмешиваюсь в их дела. Однако, Эдгар, этот материал для первой полосы.

— Да. — Ответ Кроли прозвучал уж больно неопределенно, и он постарался усилить этот единственный слог фразой: — Да, Брэк. — Демократ Брэкмен любил, чтобы в редакции его называли именьи так.

— Это значительное событие, Эдгар, — продолжал лорд Брэкмен. — И все здесь не так уж и просто. И знаете почему? Потому что оно выпячивает на первый план детскую преступность, мой мальчик, освещает ее светом вольтовой дуги и выставляет на суд общественности. Страшная вещь эта детская преступность. Она подрывает все основы британской жизни. — Внезапно лорда Брэкмена подвел голос: — Каковы ваши дальнейшие планы? Что у вас есть? — пропищал он в трубку.

— Мы пока не решили. Думаю, этим займется Фрэнк Фэрфилд.

— Фрэнк — лучший репортер отдела уголовной хроники, но доступен ли ему человеческий аспект? Ведь эта история должна бить по чувствам людей. Как они стали такими, эти ребята? Кто их родители? Что их толкнуло на преступление? Что, Эдгар, что?

— Я надеюсь, Фэрфилду удастся осветить событие именно под таким углом, Брэк. А если нет, мы пошлем туда очеркиста.

— Вы доверяете Фрэнку в таком деле?

Кроли никогда не подвергал себя столь явному выражению доверия. Но сейчас он оказался в углу.

— Да.

— Мне только это и нужно. Если вы доверяете Фрэнку, мне больше ничего не нужно. Пока, Эдгар.

— Пока, Брэк.

Эдгар Кроли положил трубку и несколько минут молча наблюдал из своего небольшого кабинета за тем, что происходит в большой соседней комнате, где копошилось шумное сборище очеркистов, репортеров, секретарш. Одни прижимали к губам телефонные трубки, другие склонились над пишущими машинками. Сожалел ли он о том, что выбрал себе такую жизнь, состоявшую из необходимых сделок с совестью? Нет, это все романтика, а в голове у Кроли не было места для таких глупостей. Он велел секретарше передать редакторам отделов очерка и новостей, чтобы они зашли к нему на несколько минут. Когда они вошли в его кабинет, перед ними сидел бесстрастный и невозмутимый Кроли.