Без музыки - [78]

Шрифт
Интервал

В такие минуты люди либо сходят с ума, либо начинают действовать. Будь мужественным, избери второй путь.

Максим Углов написал статью. К чести Чередова, он оказался неплохим прогнозистом. Материал был принят незамедлительно, тут же послан в набор, и уже через десять дней номер еженедельника в тяжелых, неповоротливых пачках был доставлен в газетные киоски. Маленькая «История с продолжением» стала достоянием большой истории.

В редакции газеты шла летучка, когда на пороге чередовского кабинета, вопреки незыблемым правилам и традициям (не входить, не стучать, не звонить, связь с внешним миром прерывается), появилась взволнованная Эмма и каким-то неестественным шагом прошла к редакторскому столу.

— Что это значит? — прищуренный взгляд Чередова не предвещал ничего хорошего.

Эмма понимающе кивнула, она не первый день работала в приемной.

— Скандал, Валентин Прокопыч!

Журнал раскрылся на нужной странице, и, сам того не ожидая, Чередов прочел вслух: «История с продолжением». Максим Углов». Чередов еще раз посмотрел на Эмму. Никак не укладывалось в голове, что в самом деле скандал и он, Валентин Чередов, к нему причастен. Объявили перерыв. Он тут же набрал номер Шувалова. Тот ни о чем еще не знал, к звонку Чередова отнесся с недоверием — считал, что Чередов разыгрывает его. Когда же Чередов заорал в трубку: «Прекрати корчить из себя идиота!», Шувалов понял — случилась беда.


Максим на все вопросы отвечал очень спокойно. Пожалуй, не что другое, а именно это спокойствие оглушило Василия Константиновича, надломило его.

— Как вы смели, как вы решились на подобный шаг! Вы, заместитель главного редактора, призванный как зеницу ока оберегать престиж, авторитет журнала, самолично перечеркнули его! — Шувалов не говорил, он шипел, ему не хватало воздуха. — Потрудитесь отвечать.

— Я действовал во имя, а не вопреки журналу. Мы не только литераторы, мы еще и политики.

— «Политики»! — Шувалов тяжело привалился к столу. — И это вы говорите мне? Журнальная политика, что вы в ней смыслите? Это весы, Углов. Да-да, весы. Наша работа, творчество, мы сами — все на этих весах. Так вот, я и вы здесь для того, чтобы на них всегда было равновесие. Если этого нет, значит, политика журнала несостоятельна.

— Мы признали ошибку — это в тысячу раз честнее, нежели делать вид, будто ничего не случилось. Читатели поймут нас. Они лучше, чем мы думаем о них.

— Кто и где поймет? Вы ухитрились одним росчерком пера перессорить нас со всем миром.

Максим старался не смотреть на Шувалова:

— Пять чиновников — это не мир, это небо в овчинку. Мир там, за пределами этих прокуренных комнат. И в этом мире существует реальный Улыбин. Ему подавай правду. Он ее держит в пудовых кулаках. И никакие силы не заставят его выпустить эту правду из рук.

— И вы… вы… — голос Шувалова срывается, — эту правду придумали.

Максиму жаль старика. И то, что он не может сказать ничего утешительного этому доброму человеку, лишь усиливает чувство виноватости.

— Придумывать — зачем же? Я только сказал: правда существует.

— Небо в овчинку!.. Как же вы смеете говорить так? Вы, который обязан Чередову всем!

— Согласен, но я не брал у него совесть под аванс.

Лицо Василия Константиновича дергается. Обессиленный и измученный, он сидит в своем квадратном кресле, понимает, что проиграл, проиграл бесповоротно. Кресло скрипит. Шувалов размыкает отяжелевшие веки, говорит как бы через силу:

— Зачем вы это сделали, несмышленый, первобытный человек? Кому вы бросили вызов? Мне? Напрасно. Я уже по дороге с ярмарки. Чередову? Он положит голову за газету. Вам не выстоять. Тищенко? Этому вообще на все наплевать.

— Я много думал, прежде чем решиться на подобный шаг. Это единственный путь отстоять журнал.

— Журнал? Нет-нет. Вам угодно упорствовать — упорствуйте. Только журнал здесь ни при чем. Вы выступали как автор. И не смотрите на меня так. Это мне надлежит удивляться. А я вот не могу — устал. Подготовьте письменное объяснение.

«Началось», — мрачно подумал Максим и вышел из кабинета.

Он не ошибся: разлад между ним и Шуваловым перешел, как говорится, в решающую стадию. Они не разговаривали, все распоряжения Василий Константинович передавал через Кропова.

Когда же Максим принес рожденный ночным бдением десятистраничный отчет, Шувалов скосил глаза на крупную надпись в самом углу: «Лично» — и, не читая, смахнул все в ящик стола:

— Потом.

Потом был еще день, а вместе с ним неопределенность, суета, которую принято называть работой. Максим уже не говорил себе: «Я спокоен». Вернулось обычное состояние: свинцовые круги под глазами, скупость на слова. Ему не в чем упрекнуть старика. Будь он на его месте, Максим вряд ли поступил бы иначе. А тут еще эта история с каналом. Если уж выговаривать старику за что-либо, так это за нежелание выслушать. Скрипнула дверь. Наташа смотрит на него своим кротким вопрошающим взглядом.

— Однако, вас ждут.

У нее удивительная привычка начинать фразу со слов неопределенных: «однако», «скажите». И говорит она их не просто так, а будто выкатывает одно за другим, дескать, вот посмотрите, как я могу.

Максим обреченно вздохнул:


Еще от автора Олег Максимович Попцов
Жизнь вопреки

«Сейчас, когда мне за 80 лет, разглядывая карту Европы, я вдруг понял кое-что важное про далекие, но запоминающиеся годы XX века, из которых более 50 лет я жил в государстве, которое называлось Советский Союз. Еще тогда я побывал во всех без исключения странах Старого Света, плюс к этому – в Америке, Мексике, Канаде и на Кубе. Где-то – в составе партийных делегаций, где-то – в составе делегации ЦК ВЛКСМ как руководитель. В моем возрасте ясно осознаешь, что жизнь получилась интересной, а благодаря политике, которую постигал – еще и сложной, многомерной.


Хроника времён «царя Бориса»

Куда идет Россия и что там происходит? Этот вопрос не дает покоя не только моим соотечественникам. Он держит в напряжении весь мир.Эта книга о мучительных родах демократии и драме российского парламента.Эта книга о власти персонифицированной, о Борисе Ельцине и его окружении.И все-таки эта книга не о короле, а, скорее, о свите короля.Эта книга писалась, сопутствуя событиям, случившимся в России за последние три года. Автор книги находился в эпицентре событий, он их участник.Возможно, вскоре герои книги станут вершителями будущего России, но возможно и другое — их смоет волной следующей смуты.Сталин — в прошлом; Хрущев — в прошлом; Брежнев — в прошлом; Горбачев — историческая данность; Ельцин — в настоящем.Кто следующий?!


И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос.


Свадебный марш Мендельсона

В своих новых произведениях — повести «Свадебный марш Мендельсона» и романе «Орфей не приносит счастья» — писатель остается верен своей нравственной теме: человек сам ответствен за собственное счастье и счастье окружающих. В любви эта ответственность взаимна. Истина, казалось бы, столь простая приходит к героям О. Попцова, когда им уже за тридцать, и потому постигается высокой ценой. События романа и повести происходят в наши дни в Москве.


Тревожные сны царской свиты

Новая книга Олега Попцова продолжает «Хронику времен «царя Бориса». Автор книги был в эпицентре политических событий, сотрясавших нашу страну в конце тысячелетия, он — их участник. Эпоха Ельцина, эпоха несбывшихся демократических надежд, несостоявшегося экономического процветания, эпоха двух войн и двух путчей уходит в прошлое. Что впереди? Нация вновь бредит диктатурой, и будущий президент попеременно обретает то лик спасителя, то лик громовержца. Это книга о созидателях демократии, но в большей степени — о разрушителях.


Аншлаг в Кремле. Свободных президентских мест нет

Писатель, политолог, журналист Олег Попцов, бывший руководитель Российского телевидения, — один из тех людей, которым известны тайны мира сего. В своей книге «Хроники времен царя Бориса» он рассказывал о тайнах ельцинской эпохи. Новая книга О. М. Попцова посвящена эпохе Путина и обстоятельствам его прихода к власти. В 2000 г. О. Попцов был назначен Генеральным директором ОАО «ТВ Центр», а спустя 6 лет совет директоров освобождает его от занимаемой должности в связи с истечением срока контракта — такова официальная версия.


Рекомендуем почитать
Иван, себя не помнящий

С Иваном Ивановичем, членом Общества кинолюбов СССР, случились странные события. А начались они с того, что Иван Иванович, стоя у края тротуара, майским весенним утром в Столице, в наши дни начисто запамятовал, что было написано в его рукописи киносценария, которая исчезла вместе с желтым портфелем с чернильным пятном около застежки. Забыл напрочь.


Патент 119

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пересечения

В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».