Без музыки - [147]

А как надумали прощаться — и совсем хорошо; подруга прихватила Гашу за локоть, зашептала сбивчиво, но так напористо, что Гашина щека запалилась жаром:

«Разобъясни ты Бельчевским — мужик мужику рознь. Есть мужики показушные, гренадеристые. С виду так, а по сути… Его единственно, что в витрину выставлять. Вертопрахи жизни. А есть мужики для замужней жизни, однолюбы. Лешка из таких. У этих все внутри, за семью печатями. Отец его до двадцати пяти нецелованным ходил».

ГЛАВА II

Череда случайностей не всегда есть не замеченная ранее закономерность. Когда кругом говорят, что ты ошибаешься, — вера в собственную правоту остается лишь у самых убежденных и упрямых. Нельзя сказать, что Шапилов-младший был Вере неприятен. Скорее, даже наоборот. Ему в любой момент можно было позвонить, о чем угодно попросить. В любое время суток он готов был услужить ей. И власть над ним, а точнее, сладостное ощущение власти ей было по-своему дорого, и расставаться с этим ощущением Вере не хотелось. Она могла ему выговорить за дерзость, и он безмолвно принимал этот выговор, хотя дерзости никакой не было, была лишь необузданная игра ее капризного воображения. Ей было приятно иметь его при себе не в качестве главного претендента, а как бы про запас, когда в любой момент ей можно сказать: «Ну и что, ну и подумаешь… Еще есть Шапилов».

Иные мысли и иные настроения вынашивал Федор Евгеньевич. Как человек нрава агрессивного, он был привержен поступкам, где волевое начало проявлялось особенно отчетливо.

Как только Федор Евгеньевич был посвящен в суть разговора, состоявшегося между Гашей и матерью Шапилова-младшего, мнение дочери для него перестало существовать. Правда, впоследствии на пути брачного союза появилась еще одна сложность, которую счастливые заговорщики — а межсемейный заговор уже существовал — сочли незначительной.

Шапилов-младший, натура комплексующая, застенчивая, никак не решался сделать предложение, преследуемый страхом получить категорический отказ. Общими родительскими усилиями был разработан дублирующий вариант. Появилось письмо, которое с содроганием Шапилов-младший написал под диктовку матери. Письмо как письмо. Каждую написанную фразу мать перечитывала вслух, после чего разглядывала сына, желая понять, насколько точно и правдиво написана фраза.

Сын сознавал всю унизительность своего положения, но возразить матери не посмел. Его чувства требовали выхода, и это письмо, возможно, не в полной мере, но все-таки разрушало затянувшееся молчание, объясняло его поведение, а значит, и серьезность его намерений. И если ему суждено пережить отказ, то он будет сформулирован сразу, это будет как бы монолог Веры, исключающий какую-либо прелюдию, вступление с его стороны. Сам он этого разговора не начнет. И мать напрасно усердствует. Письмо есть. Достаточно письма.

Когда Вера получила письмо и когда прочла его, она вдруг поняла, что ей приятно читать это письмо. Все-таки объяснение в любви, и, судя по исписанным страницам, объяснение выстраданное. Алеша в нее влюблен — это ни для кого не секрет, как не секрет, что Алеша лишь один из многих. Она стала перечитывать письмо еще и еще раз, посчитав, что волнение, возникшее внезапно, было случайным и после второго или третьего прочтения к ней вернется та размеренная покойность, которая всегда отличала их отношения с Алешей. И хотя письмо было лишь объяснением в любви, что-то взволнованное, предупреждающее проскальзывало в словах письма. Ей отчего-то казалось, что в ее руки попал очень важный документ и она испытывает чувство растерянности, потому что не знает, как этим документом распорядиться.

Потом она долго смотрела в окно, выискивая в природе приметы, созвучные ее настроению.

Был вечер, и огненный закат и малиновая в отсветах этого заката чешуя высоких облаков предвещали на завтра холодное солнце и ветер.

Как следует поступить: ответить таким же письмом или остаться верной себе — сделать вид, что не расслышала, и ждать повторения тех же самых слов, но уже устно. Или… Она готова все обратить в шутку, и это письмо, и свой ответ. Почему обязательно две крайности — да или нет? Кто ей мешает сказать: «Не знаю, не уверена. Мое отношение к вам — загадка для меня самой. Я долго думала, и мне кажется, я должна сказать — нет». Пока Вера запутывала тебя всевозможными ответами, явился отец и без всяких к тому причин стал допытываться, что случилось. Она пыталась отделаться ничего не значащими репликами. Это еще больше насторожило отца. Кончилось тем, что она показала письмо.

— Ну вот видишь, — сказал отец, — он благородный мальчик. Скажу тебе честно, я это очень чувствую. Нам так не хватает благородства.

В тот же вечер дом Шапиловых был растревожен радостной вестью — согласна!!!

Союз, выстраданный и благословленный семейными интересами, просуществовал недолго — год и семь месяцев. Этого времени оказалось достаточно для свершения, по крайней мере, семи значительных событий.

Вера успешно защитилась, ее дипломная работа была признана оригинальной. В отзыве отмечалась настойчивость художника и тяготение к нестандартным цветовым решениям. Успех сопутствовал теперь уже Вере Шапиловой (Федору Евгеньевичу пришлось употребить отцовскую власть — дочь никак не хотела брать фамилию мужа) и в другом семейном замысле: Вера была зачислена художником по костюмам в один из вновь организованных театров столицы.