Без маски - [2]

Залужная уже сидела возле Галкиного стола, распахнув пальто, положив ногу на ногу, дымя «примой» и стряхивая пепел в корзину с бумагами. И продолжая говорить. Я не спеша натянул куртку и покосился на бумажные Эвересты моего рабочего места. Все-таки нужно бы найти те две непрочитанные рукописи и посмотреть дома после традиционной вечерней яичницы и чая. А вдруг?..

– …представляешь? – развивала какую-то тему Залужная. – Проступила какая-то черная жидкость прямо сквозь линолеум, около холодильника, а там ведь пол бетонный, Олька перепугалась, соседа позвала, а тот бухой, как обычно, кошка лакала – и ничего…

– Олька… – машинально пробормотал я, роясь на столе в поисках рукописей. – Что за Олька?

Ларису Залужную я воспринимал как стихийное бедствие. Я стоически выслушивал все ее бесконечные истории о полуизвестных или вовсе неизвестных мне Сашках, Надьках, Наташках и Валерках. Эти истории были той самой словесной рудой, в которой попадался иногда грамм-другой радия. Именно Лариса натолкнула меня на идею «Музыки желаний» – по-моему, самого удачного моего рассказа.

– Ты что, Леха, совсем заработался? Васильева Олька, какая же еще! И вообще, мы будем ворошить макулатуру или мы поедем к Наташке?

Я, наконец, разыскал рукописи, повернулся к Ларисе и ответил неторопливо, вдумчиво и убедительно, как и нужно было отвечать Ларисе:

– Ты можешь ехать к Наташке, равно как к Ольке и Надьке, а я не поеду сразу по трем причинам. Во-первых, я никогда не слышал о Наташке с Хуторов, во-вторых, Хутора – края неблизкие, а в-третьих, нет материала в номер. Почитаю сегодня вот это, – я помахал свернутыми в трубку рукописями, – и если там белиберда – придется где-то добывать перевод. Так что… – Я развел руками.

– Тебе явно нужно отдохнуть, – заявила Лариса и встала. – Я же тебе объясняю, у Наташки клевая штука для Гриши, вы с ним договоритесь и он переведет. Ну тот, медный какой-то, что ли, я же тебе говорила, чем ты слушаешь?

– Кто медный? – переспросил я. К Ларисе все-таки трудно было привыкнуть, хоть я и пытался уже не первый год. – Медный змий в пустыне? Медная гора вместе с хозяйкой?

– Чувак медный! – воскликнула Лариса, хватая свой пакет. – Чу-вак, понимаешь? Написал эту штуку Медный. Роберт или Рональд, нет, Роджер, веселый Роджер! Роджер Медный! Или Чугунный. В общем, какой-то металлический. Фамилия такая.

Я, кажется, наконец-то сообразил и тихо произнес, подавшись к нетерпеливо постукивающей носком сапога Ларисе, боясь поверить ворвавшейся в комнату удаче:

– Желязны? Роджер Желязны?

– Точно, Желязны. – Лариса рассмеялась. – А я – Чугунный! Будешь с тобой чугунным! Очугунеешь, пока до тебя дойдет.

Да, это, кажется, была удача. Роджер Желязны. Незнакомая мне Наташка раздобыла для Гриши книгу знаменитого американского фантаста. Гриша спец в английском, значит, речь, скорее всего, идет об оригинале. И если Гриша мне быстренько переведет, хотя бы отрывок – дадим с продолжением, – то субботний номер вытащен.

– Почему мы еще находимся здесь, а не у Наташи? – поинтересовался я, увлекая Залужную к двери. – По-моему, Наташа уже заждалась!

И по пути к остановке, и во время долгого ожидания на остановке, и в переполненном автобусе, пропахшем сырой одеждой и содрогающемся от простуженного кашля и переругивания пассажиров, Лариса ухитрялась тараторить не переставая, словно неугомонное радио в пустой квартире. Если бы я ее исправно слушал, то усвоил бы целые блоки информации и дезинформации в количестве, достаточном для возведения крупноблочного жилого массива типа этих самых Хуторов. Но я почти не слушал Ларису, занятый своими мыслями, и лишь иногда улавливал знакомые имена. Залужная рассказывала что-то об Ольке, Волкове и Гурьянове.

Это были действующие лица из круга нашего общения. У нас вообще была довольно своеобразная компания совершенно разных людей, не более похожих друг на друга, чем стеклышки в калейдоскопе, но, как те же самые стекляшки, составляющих оригинальный и радующий глаз узор. Судите сами. Бывший учитель Волков, ныне процветающий работник прокатного пункта видеокассет при каком-то там молодежном объединении, которых сейчас развелось как саранчи египетской. Человек думающий, склонный пофилософствовать, хотя и несколько подкошенный нынешней тотальной переоценкой ценностей. Художник Гурьянов, Иероним Босх нашего времени, любитель крепко выпить как в обществе, так и без. Еще один художник, Грига, он же по совместительству переводчик с английского. Личность неопределенная, бородатая, проживающая (кажется, даже без прописки) в предоставленной райисполкомом мастерской в оклеенном газетами полуподвале. Труженица завода бытовых машин Люда Каледина, одинокая и ненавязчивая, но тянущаяся к интеллектуальному общению. Люда приехала к нам в Степоград сравнительно недавно и временно ностальгически рассказывает о милых ее сердцу Тетюшах, оставшихся без нее где-то то ли в Удмуртии, то ли в Башкирии. Экс-балерина Васильева, «Олька» по терминологии Залужной, некогда битая мужем и ушедшая от него. Она время от времени становится свидетельницей полета и посадки на окраинах города разнообразных НЛО; случалось ей присутствовать и при других странных явлениях и именно у нее, по рассказу Залужной, проступила сквозь пол на кухне некая черная жидкость, явный признак полтергейста. Музейный работник Карбаш, умеющий интересно рассказывать и изображать в лицах, но вечно занятый какими-то своими производственными проблемами и потому довольно большая зануда. Еще один представитель славного племени художников, учительница Ира Жантария, натура любопытная, но для меня несколько туманная, поскольку я редко вижу ее в нашей компании (а встречаемся мы нерегулярно, заранее такие встречи не планируя, в разных местах и в разном составе).