Без лица - [34]
В довершение всех неприятностей сочетание скуки и секретности в новой работе отдалило Прайвит-Клэмпа от жены. Шарлотта была прямолинейной женщиной, и ей было очень трудно понять, что именно Гас делал со всеми этими бумагами, которые угрюмо притаскивал каждый вечер в их бунгало. Расспросы порождали в нем отчаяние. Как объяснить, что он живет в страхе, то и дело проверяя наличие сначала одного, затем другого торопливо исписанных листков, распиханных по карманам его мундира?
Шарлотта предпочла примириться с неизбежным и отдалась уготованному ей делу — стала Бара мэм-сахиб, терроризирующей слуг и по два раза перепроверяющей конторские книги кухарки. Мали приходилось прикладывать все усилия к тому, чтобы хрупкие английские цветы росли в жару. Дарзи приходилось детально копировать костюм хозяина, расходуя при этом меньше материи, чем нужно, чтобы прикрыть спину ребенку.
Годы шли, полого склоняясь к закату. Несмотря на отсутствие у Прайвит-Клэмпа способностей к бумажной работе и несмотря на репутацию ИПС как конторы, где могут блистать только самые талантливые, это была все та же бюрократия, где несомненная пунктуальность и внушительные кипы бумаг, высящиеся по сторонам стола, удерживали его карьеру в нужном русле. Догадайся он сразу, постарался бы, наверное, опаздывать на работу и бездельничать всякий раз, когда начальник проходит по коридору. К сожалению, это не приходило ему в голову, и досье Прайвит-Клэмпа оставалось образцовым.
В конце концов его отправили младшим офицером в один из крупнейших раджпутских штатов. К отчаянию верховной власти, махараджа этого государства питал слабость к сексуальным причудам, и против него была возбуждена целая серия исков об изнасилованиях. Прайвит-Клэмпа незамедлительно втянули в подробности частной жизни махараджи, где фигурировали танцовщики аргентинского танго, борзые собаки и некий полковой шорник в Джайпуре. Гас был шокирован. Чем глубже он погружался, тем хуже все выглядело. Англичанки. Английские породы собак. Ему пришлось держать под рукой французский словарик, чтобы расшифровывать отчеты. Когда Прайвит-Клэмп обнаружил, что его работа состоит не в том, чтобы задать парню хорошую трепку, а в том, чтобы замять дело, его обуял приступ отчаяния, и он ударился в гигантский пьяный разгул.
Вероятно, это было неизбежно. Они с Шарлоттой перестали обмениваться чем бы то ни было, кроме самых примитивных шуток. Ящик виски был хорош, его привез однокашник прямо из Глен-где-то-там-или-где-то-еще. Объем работы в этом году почти не оставил ему времени для кабанов. Поэтому, набив голову cuissade, frottage и soixante-neuf[78], он добрался до туземного борделя. И здесь проницательная мадам, увидев, что он не испытывает истинного интереса к ее девочкам, оставила его наедине с мальчиком.
Начало войны пробудило лучик надежды в их сердцах. Если Отечество в крайней нужде, капитану, разумеется, удастся избежать кабинета! Однако в ответ на письмо, в котором Прайвит-Клэмп предлагал свои услуги на европейском театре военных действий, Лондон продвинул его по службе, отправив в Фатехпур. Он разорвал депешу и написал новую, на этот раз с просьбой о Палестине, которая, по его расчетам (будучи на полпути к Европе), могла оказаться хорошим компромиссом. Но в ответ пришел приказ незамедлительно появиться в Фатехпуре, на новом месте службы.
Таким образом, в жизни майора Прайвит-Клэмпа появился Фатехпур.
Заспиртованный в отечественном виски, он перестал бороться с собственными сексуальными склонностями. Он бросил лот в новые глубины, позволив Флауэрсу — человеку, которого он презирает как представителя худшей разновидности кабинетной крысы, — свести его с красивым мальчиком. В мыслях он зовет его Клайвом. Клайв вызвал в его груди столько противоречивых эмоций, что майор едва знает, с чего начать. Несомненно, он испытывает романтические чувства. В его желании, говорит он себе, нет ничего от эксплуатации. Одна из немногих вещей, засевших в его голове относительно древних греков, — это достойная восхищения традиция любви между взрослым мужчиной и мальчиком. Собственные двусмысленные страдания предстают перед ним в улучшенном свете. С тех пор, как он знает наверняка, что в жилах юноши течет часть белой крови, в нем крепнет чувство наставничества, желание быть для ребенка проводником среди житейских опасностей и ловушек.
Некоторую проблему создает нежелание Клайва говорить. Майор чувствовал бы себя лучше, если бы мальчик не производил такого впечатления, будто находится здесь не по своей воле. В воображении майор рисует поездки в горы. Он мог бы даже научить юнца стрелять! Однако, хоть он и подозревает, что в этом деле замешано большинство его подчиненных из ИПС и практически вся дворцовая знать, необходимо сохранять все в секрете. Проходит неделя за неделей, и чувство вины все сильнее мучает майора. В его сознании пышным цветом расцветает пропитанное виски подозрение, что он делает что-то нехорошее.
На улице становится все более жарко, и Прайвит-Клэмп все реже заставляет Клайва поворачиваться спиной и все чаще — читать вслух. К собственному удивлению, прожив жизнь, практически лишенную текстов, майор охотно обращается к печатному слову. Разумеется, у него нет никаких отношений с нудной высокопарной чушью (Толстой еще какой-то! Сплошной большевизм!), которую так любят парни из ИПС. Майору больше по вкусу «Увеселительные прогулки и развлечения Джоррокса»
