Без лица - [107]

— Ой, — говорит Стар.

В комнате — абсолютная тишина. Несколько георгианских поэтов, покинувшие было помещение в знак протеста против того, как Селвин использует верлибр, возвращаются. Кто-то начинает аплодировать, но останавливается при взгляде на леди Тредголд. Стар сует бутылку Джонатану в руки.

— Джонатан, — громко укоризненно говорит она, — не стоило доверять мне эту штуку. Вечно они взрываются без предупреждения.

Леди Тредголд перемещает испепеляющий взгляд со Стар на Джонатана. Затем снова на Стар. Ее не так легко сбить с толку. Изумляясь тому, что хитрость не сработала, Стар снова хватает бутылку. Затем хватает пальто, хватает Джонатана и направляется к двери. Будь Джонатан чуть более разворотлив, им удалось бы сбежать, но… Он не вполне понимает, что происходит, и, пока они пытаются поймать такси, на крыльце возникает Селвин. Стар запускает в него туфлей.

— Катись! — выкрикивает она. — Идиот…

Селвин в ярости.

— Господи, ну зачем ты это сделала? Ты же видела… Это был мой звездный час! У меня был свой собственный succés de scandale[190], но ты вылезла вперед! Теперь все будут говорить о тебе. О тебе, о тебе! Сука!

Джонатан делает шаг вперед:

— Не смей так говорить с ней!

— Как хочу, так и говорю.

— Я требую извинений.

— Больше ничего?

Джонатан бросает быстрый взгляд на Стар. Не обращая на них внимания, она стоит на дороге и машет оставшейся туфлей проезжающим машинам. Когда он поворачивается обратно, Селвин ухмыляется:

— Боюсь, она тебя разочарует. И скоро…

— Что ты имеешь в виду?

— Заткнись, Селвин! — кричит Стар. Такси прижимается к тротуару. — Какая же ты свинья, — говорит она и забирается в машину. Джонатан собирается сделать то же самое.

— Давай, — говорит Селвин. — Беги за ней. Она тебе наобещает чего хочешь, но не даст и притронуться к себе.

— Ты… — говорит Стар и снова вылезает из машины. — Ты…

— Не смей с ней так говорить! — тупо повторяет Джонатан.

— Не радуйся понапрасну, Бриджмен. Она фригидна. Она не даст тебе…

— Свинья! — вопит Стар.

— Даже пощупать. Такая… старомодная. Ты ей и руку-то не засунешь…

— Свинья!

— Сука!

— Свинья!

— Селвин Артур Тредголд, сию же секунду войди в дом!

На лице немолодой леди — стыд за сына, который бранится на улице, как член тред-юниона. Он придал лицу леди Тредголд фиолетовый оттенок, кое-где выходящий за пределы оптического спектра. Она монументальна и несокрушима. Плечи Селвина поникают.

— Хорошо, мама.

Пользуясь моментом, Стар и Джонатан ныряют в такси и кричат водителю, чтобы тот ехал как можно быстрее. Почувствовав себя в безопасности, они принимаются хохотать от облегчения. Стар целует его в щеку:

— Ну, в самом деле, Джонатан, прямо никуда с тобой не пойдешь.

Его сердце взлетает к крыше салона.

После этого они видятся почти каждый день. Стар приезжает погостить к отцу в Оксфорд, говоря, что устала от Лондона. По словам Левина, Лондон от нее тоже слегка подустал. История с Тредголдами — лишь последний эпизод в серии аналогичных происшествий. Лондонские люди искусства в действительности недолюбливают богемность — разве только ее демонстрируют иностранцы. «Знаешь, Джонни, — говорит ему Левин, — мне кажется, эта девушка не для тебя. Посмотри, что она сделала с бедным Треддерсом. Он совершенно не способен работать. Ты — человек солидный. Забудь об Астарте Чэпел. Я согласен, в ней что-то есть, но в конце концов ее увезет какой-нибудь иностранец. Попомни мои слова». Джонатан просит Левина не совать свой нос в чужие дела. Они расстаются в обиде друг на друга.

Потому что Стар — это и есть самая подходящая для него девушка. Ему впервые кажется, что и она сейчас думает так же. Он помогает ей с покупками на Корнмаркете, и в награду ему достаются завистливые взгляды прохожих. Стоя в очереди за билетами в кинематограф на Джордж-стрит, она позволяет держать себя за руку. Они целуются на галерке. На день рождения она дарит ему пару эмалевых запонок в форме крохотных негритянских джазистов — саксофониста и трубача.

Это очень важный день. Ему исполнился двадцать один год. Он достиг совершеннолетия. Мистер Спэвин в последний раз пытается убедить его заняться юриспруденцией, но вынужден признать, что проиграл. Затем он передает Джонатану унаследованный капитал — несколько сотен фунтов. Пожимая ему руку, Джонатан прячет глаза; он испытывает неожиданное чувство вины перед другим Бриджменом, безымянным бомбейским мертвецом.

Но ко времени возвращения в Оксфорд оно полностью испаряется, и он устраивает ужин в отдельном кабинете отеля «Рэндолф». Астарта здесь — почетный гость. В окружении восхищенных студентов она искрится так, будто это ее день рождения. Потом Джонатан нетрезво провожает ее домой и по пути затягивает в удобную тень. Поначалу она отбивается от поцелуев, а под конец, раскрасневшись и тяжело дыша, отводит его руку. Однако на его долю выпадает некий временной промежуток, которому крайне позавидовал бы Селвин Тредголд.

В этом триместре Джонатан — герой-победитель. В долгие послеобеденные часы, вместо того чтобы готовиться к заключительным экзаменам, он любуется тем, как время и пространство вышивают для него картины; видит своеобразно украшенные интерьеры и Астарту Чэпел рядом, гордую, как всегда, но как будто присмиревшую. Он стал лучше спать. Когда Чэпелы приглашают его погостить на Рождество, он считает это добрым знаком.