Без имени, без веры, без надежды - [7]

Глаза Лианны Дар похожи на осколочки льда.

– Адептка Йоле, вы признаете справедливость предъявленных обвинений? – спрашивает гильдмастер.

– Да.

И снова молчание.

Она стоит, гордая и несгибаемая, не выказывая ни малейшего раскаяния или страха, и улыбается. Так светло и радостно, что у него перехватывает дыхание, а на глаза наворачиваются слёзы. И одновременно тёмная удушающая злоба поднимается внутри, и хочется броситься вперёд, оскорбить, ударить, растоптать, стереть эту улыбку с её лица, потому что ему она никогда так не улыбалась… никогда…

Ради таких улыбок люди убивают.

Она не видит ни мрачного подземного зала, ни каменных лиц судий. Даже сейчас она думает только о нём. Но ведь он мёртв. Его нет, словно и не было никогда. Он мёртв, мёртв, мёртв… так должно быть… должно…

~ *~* ~

– Всё кончено, благородный господин.

Наёмник ухмыляется и презрительно сплевывает в сторону. Рьену противно всё в нем: и лицо, заросшее железной щетиной, и волчьи глаза, и почерневшие пеньки зубов. А ещё противнее сознавать, что он ничем не лучше этой гнусной твари. Хуже. Румяное яблоко, а внутри – одна только гниль. Он по доброй воле нырнул с головой в дерьмо, и теперь ему не отмыться до конца дней своих.

Но если она как-нибудь узнает… всё, кончено. Крики и проклятья он бы вынес – за десять лет они ссорились и мирились не счесть сколько раз; нрав-то у Кирин в речку брось – пересохнет, от любой мелочи она может вспыхнуть как "небесная свеча". И, как истинная А'йорд, никогда не извиняется. Просто чуть погодя приходит, садится рядом, а он, как ни в чём не бывало, начинает вспоминать последний трактат мастера Наруто или уточнять необходимые переделки в проекте по энергопластике… Но она не станет кричать. И мстить не будет. Посмотрит так, словно впервые видит, отвернётся, длинные чёрные волосы мазнут по лицу… И уйдёт. Вычеркнет его из своей жизни раз и навсегда, как это умеют только А'йорды. Просто перестанет видеть.

Пусть. Но он не даст ей погубить свою жизнь. Только не ей.

– Ты видел тело? – слетает с губ прежде, чем маг успевает задуматься. И перед глазами возникает личико Кирин… нет, Йоле, чеканящей слова проклятого кодекса проклятых А'йордов. "Не говори "кончено", пока не увидишь тела. И даже тогда не будь ни в чём уверен".

– Тело? – Наёмник хохочет, и этот звук похож на скрежет железа по стеклу. Рьен дергается, глаза отчего-то заволакивает багровое марево. – Там не было тел, благородный господин, только мясо, гора жареного мяса… или мне поведать магу, как липучий огонь к шкуре льнёт? На что у меня брюхо крепкое, а едва наизнанку не вывернуло! Не веришь – смертяка любого спроси, кому ещё знать, сдох выродок или нет… А совсем придавило, свистни только – Вьенш ориентиры скинет, и копайся в гнилье, сколько хошь!

"Может, и в самом деле поискать… проверить? Вельнара не откажется помочь, а опыт у неё огромный", – мелькает мысль, но маг тут же задвигает её подальше.

Наёмник пристально смотрит на него. Он уже не улыбается.

– Достал тебя Меченый, я погляжу, – неожиданно говорит он. – Зацепил, как крюком за ребро. Оттолкнул и не заметил даже. Он же как ураган, всё на своём пути сметает… сметал, – быстро исправляется он. – И она такая же. Всех к себе привязывает, а тех, кто против идёт, ломает. Силища в ней такая, что на двоих хватит и третьему останется. Уйди, пока не поздно, маг. Не устоишь ты, не сможешь с ней тягаться. Разобьёшься об эту А'йорд.

Рьен бледнеет. Поздно. Поздно. Он разбился о неё давным-давно. Разбился, как птица о стекло.

– Не смей даже… даже произносить её имя!

– Разве я что-то сказал? – безгильдейный глумливо ухмыляется, словно и не было странных слов и быстрого холодного взгляда.

И уходит не оборачиваясь.

Прошлое. Предстоятельница Лианна Дар.

На Риэнноша взгляни – дрожь берет. Бледное, как мука лицо, искусанные до крови губы, а во взгляде, обращённом к ней – тоска и невыносимая, испепеляющая жажда. Он всё ещё пытается завладеть тем, что принадлежит другому, бедняга… Точно садовник, топчущий прекрасные цветы, чтобы никто не составил из них букета. Или мастер, видящий в ученике великий дар, огонь костра рядом с пламенем его свечи – и клеймящий его бездарью и тупицей. Или тот старик из притчи, что молил бога вырвать ему глаз, дабы сосед его лишился обоих.

Только он и впрямь делает это ради её блага. Не зря, нет, не зря долбили нам на теологии, что самое непростительное в фанатике – искренность.

А его я только раз и видела. Его – это Меченого, Гвин'эйто. Шла к Милосердным сёстрам, а он ненавязчиво как-то навстречу попался. Все тогда знали уже, где пропадает вечерами Эль'кирин А'йорд и с кем видится, но, слово чести, не окликни он меня, я б его не заметила. Он умел это… не знаю, как сказать, я целитель, не воин… без волшбы исчезать, когда не хотел, чтобы видели его, тенью становиться среди ясного дня и как тень уходить от взора.

Но он окликнул. Таким тоном, каким преподобный Фалкион отмечает изменения цвета жидкости при варке экспериментального зелья.

– Лианна Дар.

Высокий, худой, нестарый ещё, а уже полголовы седых волос где-то заработал. Глаза пустые, точно окна покинутого дома. И шрам от Плети Каррока (в чём – в чём, а в шрамах я разбираюсь) – страшный, длинный – через лоб, бровь, нос и щёку. Тут бы мне и додуматься, нет же, стою, как дура, прикипев взором к этому шраму и пытаясь втиснуть в голову, что после удара Плетью Каррока по лицу всё-таки выживают. А он вложил мне в руку записку, сказал: "Передай ей" и, не оборачиваясь, пошел дальше. Не тяжелой поступью воина, а легким, скользящим шагом убийцы. Вот тут я и задрожала.