Без имени, без веры, без надежды - [5]

– Я недолго, обещаю, – ласково говорю я и незаметно отступаю в сторону. – Возьму книгу Шалмара по двоичным преобразованиям и обратно. Она и опасной не считается, всего-то четыре слоя защиты, даже первачки справятся ("Если эти первачки – А'йорд")… До встречи.

– Ты никуда не пойдёшь одна! – Рьен титаническим усилием выныривает из омута счётных рун, схем и диаграмм. – Надо же кому-то присмотреть, чтобы высокородная taril не сунула любопытный нос в запрещенные инкунабулы и гремуары…

– Спасибо, что напомнил, посмотрю обязательно, – благодарю я, привычно опираясь на его локоть. В ответ слышится тоскливый вздох.

– Кири, так нельзя… так не делается… это неправильно… Неправильно! Если тебя поймают…

– Всё та же старая песня! "Если ты ошибёшься"! "Если тебя поймают"! Если, если, если!.. Не поймают, если только ты не донесёшь на меня, мой честный, правильный друг, – я совершенно серьёзна.

– Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда. Никогда. Только не тебе, – глядя в сторону, шепчет он еле слышно, а мне нечего ответить.

Тот давний разговор был тяжел для нас обоих. Мы стараемся не вспоминать о нём, но верно говорят, когда пытаешься не думать о белой обезьяне, обезьяна мерещится всюду, прыгает, корчит кожи и вертит хвостом. Рьен любит меня. Я тоже люблю его – как брата и друга. Он самый лучший, самый добрый, честный и надёжный, ближе его у меня никого нет. Мы знаем Имена друг друга… и всё же "чем-то большим" не станем никогда.

Никогда. Короткое слово. А пропасть, созданная им – огромна. И все ширится.

Улыбка Рьена ломкая, как битое стекло. Резко выдохнув, он перекидывает мне спасительный мостик.

– И в то время, как сам гильдмастер придумывает тебе наказание за… ммм… взрывные работы и ночную иллюминацию, ты – опять! – собираешься нарушить правила!

Я коротко киваю. "Спасибо, Тив". "Оставь, Йоле".

– У нашего гильдмастера никакой фантазии в выборе наказаний, – "мотылёк", вспорхнув с ладони, исчезает за поворотом. Я сосредотачиваюсь, слушая. Коридор тих и пустынен, можно идти дальше. Только сперва (хоть бы не заметил!) переждать искры в зажмуренных глазах. – Либо прочитает очередную лекцию на тему "Эль'кирин, что из тебя выйдет?", либо сошлёт на кухню драить котлы. А если уж очень разозлится, отправит чистить полы зубной щёткой. – Мой друг приоткрывает рот. – Говорю же, никакой фантазии.

– Он напишет твоей матери…

– Наверняка, говорить-то с ней он побоится, – я мотаю головой, пытаясь унять звон в ушах, но становится только хуже. – Она эти письма коллекционирует, а потом зачитывает гостям на моих днях рождения. И никто не может упрекнуть меня в том, что я не истинная А'йорд.

– О, я помню ваше "Вести, а не следовать", – глухо откликается Рьен. – Но когда-нибудь ты свернёшь себе шею, Кири. А я не гильдмастер, я не смогу обойтись письмом. Мне придётся стоять перед высокородной леди Виренис, смотреть ей в глаза и… что я скажу ей?

– Что-нибудь придумаешь. Как всегда, – я тяжело повисаю на его руке, но Рьен не замечает, а, может, делает вид. – Да не куксись, я намерена надоедать тебе целую вечность! И ещё немножко…

~* ~* ~

Вечность кончилась всего через пять лет. А тот, кому я готова была доверить жизнь, предал меня. "Ради твоего блага, Кири, – сказал он. – Это ради твоего же блага".

Так что ты ошибаешься, Кот, мой верный недруг, той девочки с длинными черными волосами и синими глазами, что носила печати Неподвластных и белый на белом Пламенеющий знак больше нет. Эль'кирин А'йорд мертва, как камни мостовой, по которой ты ступаешь, как Серебряные стрелы, которым не выдержать ни натиска Орлиного когтя, ни атаки Кременца. На семейном гобелене под её именем стоят две даты: рождение и смерть. Двадцать три года. Ни больше – ни меньше.

Она была не слишком похожа на отца – тот смотрел далеко вперёд и шел, не касаясь земли, а она исправно наступала во все ловушки, расставленные на её пути. Она слушала тех, кого слушать не стоило, верила тем, кому не следовало верить, а ошибок сделала столько, что хватило бы на пятерых.

Но она любила.

Серая Брианна, хозяйка Сумрачного леса, что под сенью плакучих ив вечно ткет полотно наших судеб, должно быть, решила, что немного путаницы пойдёт только на пользу. Она переплела две нити, связав их в крепкий узел, и мир изменился. Девушка в испачканной кровью парадной мантии шагнула вперёд, протягивая руку убийце, и он увидел в её глазах не блики древнего проклятья, а отражение северного неба, неба над Рёгни Саайферра, островом Сломанных крыльев.

Они любили, без высоких слов и пылких признаний, без прогулок под луной и красноречивых вздохов, не думая, о том, что будет завтра. Было слепящее счастье, безбрежная радость – "вместе" и темная пропасть отчаяния – "порознь". Они не называли друг другу своих Имён. Имена приходили сами. "Шэйд…" – пел ветер. "Йоле!" – звенела капель. Но в какой-то миг Брианна взглянула на полотно и не узнала свою работу. Узор, задуманный века назад, дрожал, как от боли, менялся, неудержимо, словно текущая с гор лавина… и всё из-за одного крохотного узелка. Плетельщица сокрушенно покачала головой: "Должно быть, я ошиблась" – и осторожно потянула за нити, возвращая полотну изначальный вид. По ткани пробежала рябь, как круги от брошенного в воду камня, а когда волнение улеглось, место исчезнувших нитей заняли другие.