Без гроша в кармане. Среди факиров - [6]
Золото и серебро он разменял на банковские билеты и достал из портсигара четыре сигары. Одну он предложил мистеру Пифу, другую мистеру Пафу, третью Снеговику, а четвертую взял себе. Затем, свернув фитилем билет в 500 долларов, дал его Снеговику, приказав:
– Держи и стой смирно!
Точно так же свернул он еще три такие ассигнации, две из них отдал сыщикам, а четвертую оставил у себя.
– Зажигай! – приказал он негру, указывая на газовый рожок, горевший для курильщиков.
Негр скорчил рожу и хотел возразить, но Бессребреник перебил:
– Слушайся или убирайся к черту!
Негр с отчаянием в сердце исполнил приказание.
– Хорошо. Подай теперь огня этим господам.
Негр подал Пифу и Пафу горящую бумагу, о которую те зажгли свои банкноты.
Как истинные американцы, они поняли и оценили поступок Бессребреника. Закурив свои сигары, они не без волнения сделали несколько затяжек.
– Вы – человек стоящий, – объявили они, пожимая Бессребренику руки. – Надо думать, мы с вами далеко пойдем.
– Я уверен в этом… Эй, Снеговик! В нашей кассе осталось еще 850 долларов. Возьми их себе. До завтрашнего дня ты можешь их пропить, проиграть, проесть, потерять… но помни, что ты не имеешь права сохранить при себе хотя бы грош, покуда ты со мною. Не забудь также, что завтра в восемь утра мы едем в Чикаго.
Глава IV
На станции, откуда отходил поезд в Чикаго, Бессребреник застал, как и ожидал, Пифа и Пафа.
После вежливого обмена приветствиями все четверо сели в один вагон, причем Снеговик устроился весьма демократично – рядом со своим господином, – и стали ждать свистка.
Наконец тяжелая машина пришла в движение, и поезд тронулся.
Оба сыщика уселись по-американски: склонив головы на грудь и положив ноги на спинку противоположного кресла. Снеговик, быстро перенимавший «хорошие» манеры, принял ту же позу и для большей устойчивости еще зацепился шпорами за обивку дивана.
На диване как раз сидел его господин; но последний нашел эту фамильярность чернокожего вполне естественной.
Поезд мчался, выбрасывая клубы дыма, мимо городов, местечек, мостов, водопроводов, мчался через тоннели, равнины, – к великому изумлению негра, который до тех пор но представлял, что свет так велик.
Среди пассажиров он пользовался успехом, вызывая всеобщее любопытство своим костюмом ковбоя, ибо в этих краях подобные джентльмены известны мало и пользуются сомнительной репутацией.
Снеговик же, очень довольный производимым эффектом, принимал важные позы, выпячивая грудь, – словом, рисовался.
Но от Нью-Йорка до Чикаго дорога длинная, и после пяти-шести часов пути негр почувствовал, что голоден.
Он сообщил об этом своему господину, и тот воскликнул:
– Ах, а я об этом и не подумал!.. Только, видишь ли, у меня нет ни пенса в кармане; придется подтянуть животы.
В эту минуту из вагона-буфета вернулись Пиф и Паф, плотно закусившие, веселые, с зубочистками в зубах.
Снеговик, высунувшись из окна, впитывал в себя кухонные ароматы, которыми благоухал воздух, и, стягивая пояс, бормотал:
– Плохой вы негр, мистер Снеговик! Вам пришлось зажигать сигару о зеленую бумажку?.. Ну и как – хорошо? В животе так и переливается – глу… глу… глу!.. А денег ни гроша, поесть не на что!.. Другой раз надо откладывать деньги… экономить!
– Только попадись мне с этим! – проворчал Бессребреник!.. – Ты вздумал экономить!.. Стало быть, тебе захотелось моей смерти?..
Минуло еще два часа, и Снеговик, выйдя из вагона, вернулся с громадным куском ветчины, которую принялся жадно уплетать.
Бессребреник вздумал было отнять ее, но голодный негр вцепился в свою добычу и оскалил клыки, как собака, защищающая кость.
– Тебе дали эту ветчину?.. Ты ее выпросил? Знай раз и навсегда, что мы не должны принимать ничего, чего не заработали…
– Да я ее и не принял, – возразил негр.
– Стало быть, ты ее украл?
– Да, взял у буфетчика.
Поезд мчался, выкидывая клубы дыма.
– Вот отлично! – воскликнул джентльмен, смеясь. – Когда мы условливались, о краже ничего не было говорено, – стало быть, она и не запрещалась. Так что воруй себе, мой друг, только не попадайся.
Негр съел до последней крошки ветчину, между тем как его голодный господин, совершенно изнуренный, старался проспать те мили и часы, которые им еще оставались.
– Чикаго!.. Чикаго!..
Этот крик разбудил его, возвещая, что они наконец приехали.
Он вышел из вагона в сопровождении негра, и у него, никогда ничему не удивлявшегося, вырвалось восклицание изумления при виде молоденькой женщины, одетой в изящный дорожный костюм и с пледом на ремнях в руке.
Поезд мчался, выбрасывая клубы дыма
– Здравствуйте, мистер Бессребреник.
– К вашим услугам, миссис Клавдия Остин.
– Куда вы?
– Еду на цветной обед.
– К кому?
– Не знаю.
– Какая улица?.. Какой номер?
– И того не ведаю.
– И вы уехали из Нью-Йорка, не справившись?..
– Те, кто пригласил, сумеют отыскать меня… А вы?.. Я не вас недавно видел в Нью-Йорке?..
– Я приехала с этим же поездом. Вам не неприятно будет пройтись со мной под руку?
– Буду весьма польщен, очень счастлив…
Несметная толпа репортеров, фотографов, художников, любопытных чуть не раздавила их.
Миссис Клавдия Остин взяла под руку джентльмена; Снеговик последовал за ними, Пиф и Паф делали неимоверные усилия, чтобы толпа не оттерла их.
