Без границ - [111]

Он услышал в голове голос, низкий и зловещий, жидкий голос, полный флегмы и заразы, который требовал впустить его.

Но там был и второй голос: властный голос Ивоннель, который говорил Атрогейту бросить филактерию.

Атрогейт, слишком упрямый и злой, чтобы поддаться хоть демону, хоть жрице, поступил по-своему. Он подбросил ожерелье в воздух, схватил булаву и ударил по нему. Ожерелье полетело в ближайшее дерево, захрустело в ветвях и повисло там, недоступное взгляду.

Стоявшая на четвереньках дварфийка застонала. Атрогейт повернулся к ней, всё ещё полный гнева, но обнаружил между собой и своей жертвой Ивоннель.

— Отойди, — сказал он женщине-дроу.

— Дварфийка больше не одержима, — возразила Ивоннель.

— Тогда у неё больше шансов увидеть Морадина после смерти.

— Не надо, умоляю.

— Умоляешь?

— Ради тебя самого, Атрогейт.

Ивоннель чуть-чуть отступила в сторону, открывая Атрогейту лучший обзор на пострадавшую дварфийку, светлые волосы которой были пропитаны кровью, а дыхание раздавалось с хриплым присвистом.

— Ты ничего о ней не знаешь, о…

— Я знаю, что она — одна из них.

— Из кого? Из клана Каменная Шахта? Да, но было ли у неё право голоса? А когда на неё надели ожерелье, знала ли она, что внутри? Откуда тебе знать, как она приняла одержимость. Откуда тебе знать, что она не сражалась с ней всеми фибрами своей души?

— Ты, значит, думаешь, что я должен просто притвориться, что она — все они — ничего не сделали, чтоб убить Амбер, так? — прорычал дварф, не в силах даже расцепить стиснутые зубы. — Они отрезали ей голову.

— Я знаю, — отозвалась Ивоннель полным сочувствия голосом. — Я знаю и понимаю твою боль и твою ярость. Но здесь на кону нечто большее, чем просто жизнь единственной женщины.

Позади Атрогейта хрустнула и упала ветка. Атрогейт и Ивоннель посмотрели на неё, на гнилое дерево и мёртвые листья, и обернувшуюся вокруг серебряную цепочку с камнем, от которой исходило шипение.

— Поступай, как знаешь, — сказала Ивоннель и шагнула мимо Атрогейта к филактерии. Она начала напевать на старом, грубом наречии, которое Атрогейт слышал достаточно, чтобы понимать — дроу изгоняет демона, обитавшего в камне, отправляет его назад в родную Бездну. Он уже видел это прежде, с существами намного могущественнее, и не сомневался в исходе.

Он развернулся обратно. Костяшки пальцев на булаве побелели, зубы скрежетали. Он поднял оружие, но опустил обратно, затем сгрёб окровавленные волосы дварфийки в пригоршню и запрокинул ей голову, чтобы посмотреть в глаза.

Атрогейт вздрогнул. Он увидел там страх и нечто более глубокое, как будто сквозь израненные глаза текла какая-то боль.

— Дварф? — спросила Ивоннель.

Атрогейт оглянулся через плечо.

— Если она хоть шевельнётся, скажет хоть слово, которое мне не понравится — башку расколю.

Он отпустил пленницу и пошёл прочь, обратно к беженцам, бормоча ругательства на каждом шагу.

Дзирт знал, что время на исходе, а он не сумел достаточно оторваться от арахнида-преследователя, чтобы оставаться впереди него без Андахара. С высокого холма он увидел монстра — точнее, увидел полосу разрушения, оставленную чудовищем, подобно реке разрушения петляющую сквозь леса на востоке.

Он перевёл взгляд налево, к небольшой деревушке с фермами, и задумался, следует ли спуститься и предупредить их.

— Остались ли там вообще крестьяне? — прошептал он. В конце концов, леса и поля кишели демонами.

Эта мысль едва не заставила его направить Андахара туда, но он сдержался. Паук скорее всего не обратит внимания на деревню, если Дзирта не будет рядом, поскольку второй арахнид никак не отреагировал на следопыта, пока тот не преградил ему путь.

Дзирт развернул скакуна в другую сторону и повёл его галопом, пытаясь сосредоточиться на дороге впереди. Единорог — волшебный предмет, а не живое существо, повторял он себе. Дзирт мог заставить работать своё тело за пределами сил, но с магией это не сработает — двенадцать часов, не больше, и когда это время будет исчерпано, за один раз или за несколько небольших отрезков, Андахар будет недоступен практически сутки.

Поэтому он мчался на полной скорости, зная, что единорог не устаёт, а ещё зная, что каждый ярд расстояния между ним и пауком даёт ему лучшие шансы пережить день без Андахара.

Несмотря на собственное ужасное положение, Дзирт продолжал думать о другом пауке, который полностью его проигнорировал, и который, очевидно, был нацелен на другую цель.

Он был уверен, что знает, кто может быть этой целью.

— Так это пони или полурослик? — спросила Ивоннель. Она была в хорошем настроении, убеждённая, что дварфийка, которая находилась сейчас с другими беженцами в пещере, не была соучастницей заполнившей Утёсы тьмы. Дроу использовала могучие заклинания прорицания на дварфийке, Лири, так её звали, чтобы раскрыть любую ложь во время допроса, и хотя дварфов по природе сложно было читать и заколдовывать, Ивоннель была достаточно уверена в результате, чтобы пустить её в пещеру без дополнительного присмотра.

Впрочем, после взбучки, которую задал ей Атрогейт, пленница всё равно была не в состоянии причинить кому-то из крепких фермеров вред.