Без четверти два - [7]

— Здесь Жак провел последние годы своей жизни, — сказала она. — Он много работал — писал каждый день по нескольку листов.

— Он был писателем?

— Да. Его смерть сделала ему отличную рекламу. Книги продаются до сих пор. А в этом номере живут его призраки. Точнее, его герои. Те, о которых он так и не написал. Он всегда говорил мне, что те герои, о которых ты не пишешь, умирают, превращаются в призраков и следуют за тобой. Поэтому всегда надо заканчивать то, что ты начал писать.

Я заметил картину над кроватью и подошел для того, чтобы разглядеть ее повнимательнее. Это был «Сон Диккенса» — писатель спал в кресле за своим письменным столом, а вокруг роились его герои.

— Картина символична, что ни говори. — Я сделал паузу, приблизившись еще на пару шагов к кровати, и посмотрел на бурое пятно на стене под картиной. — А это что такое?

— Это то, что осталось в этой комнате от Жака, — ответила Жаннет. — Он застрелился здесь. На кровати. А на следующий день его нашла женщина, которая тут работает. Разумеется, спасти его было нельзя. Да он и не хотел, чтобы его спасали. Иначе бы сделал так, чтобы его в последний момент спасли.

— Почему ты думаешь, что он застрелился потому, что вы переспали?

Жаннет почти неслышно вздохнула.

— Я знаю только одно — он был моим последним родственником. Теперь я одна на этом свете. Впрочем, это к лучшему. Когда ты один, ты знаешь, что должен полагаться на себя.

— В этом ты права. — Я попытался отвести глаза от бурого пятна на стене, но у меня ничего не получалось — мой взгляд был прикован к этому месту. — Если на улице было жутко, то тут жутко вдвойне. Может, мы спустимся вниз и… — Я хотел сказать «и допьем вино», но заметил, что Жаннет принесла бутылку с собой, не забыв прихватить и коробочку с «зельем». — И… проведем время в более расслабляющей атмосфере?

— Мы останемся здесь. — Жаннет обняла меня за плечи и подвела к зеркалу. — Прикоснись к нему.

Я положил ладонь на прохладное стекло.

— Что ты там видишь?

— Жаннет, я далек от всех этих мистических…

Фраза оборвалась на половине. В зеркале я видел всю комнату — кровать, стоявшую на стуле свечу, а за ними была открытая дверь. В коридоре было темно, и за дверью — бесконечная черная пустота. Но через несколько секунд из этой пустоты вынырнул силуэт в белом. Женщина сделала пару шагов, переступила порог и остановилась, рассеянно потрепав свободно лежавшие на плечах рыжие волосы. Я почувствовал легкий порыв ветра, который принес с собой запах того самого масла для ванны — и того самого запаха тела, который я узнал бы из тысячи других запахов.

— Я сошел с ума, — сказал я как можно более отчетливее, и испугался звука своего голоса.

— Ты просто увидел то, что хотел увидеть, малыш, — ответила мне Лиза. — Повернись.

Я медлил и не понимал, чего мне сейчас хочется больше всего — повернуться и осознать, что это мне кажется, или понять, что происходящее реально.

— Что же, ты так и будешь разглядывать меня в зеркало? Или, может, ты разглядываешь себя, самовлюбленный наглец?

Отражение Лизы в зеркале смеялось. Я повернул голову в сторону в поисках Жаннет, которая еще недавно была рядом, и понял, что в комнате я один.

— Это не так уж и страшно — видеть свое прошлое.

Я обернулся. Лиза по-прежнему стояла в дверях.

— Вот видишь, как все просто.

— Ты — привидение, а я сошел с ума, — сказал я.

— Привидения не отражаются в зеркалах, малыш. В зеркалах мы видим только свое прошлое. Даже мы сами, наше отражение в зеркале — это не мы. Ведь зеркало показывает только то, что было секунду назад. Оно не может показывать настоящее. В зеркалах другое время. — Лиза протянула мне руку. — Ты до сих пор не веришь в то, что я настоящая? Прикоснись ко мне.

Я взял ее за руку, и это не была рука привидения. Это была рука живого человека. Гладкая и теплая кожа. Я поднес ее пальцы к губам и поцеловал.

— Как же так? Как ты тут оказалась?

— Разве это так важно? Ты оказался здесь, и нужный человек подсказал тебе путь. — Лиза легко подтолкнула меня к кровати и сбросила с плеч белый плащ. — Мне не хватало тебя. Ты знаешь, что у нас с тобой не так много времени. Я тоже хочу к тебе прикоснуться. Не бойся. Все хорошо.

Голова у меня кружилась, и я уже не мог понять, от опиума ли или от того, что со мной происходило что-то в высшей степени странное. Если до этого моя реальность была необъятной, то теперь она исказилась и потеряла всякую форму. Лиза не была галлюцинацией — таких осязаемых галлюцинаций не существует. И это на самом деле была Лиза — это был ее запах, ее цвет волос, совершенно особый оттенок рыжего. Ее глаза, ее тело, которое я знал как свои пять пальцев и мог бы даже, наверное, нарисовать, если бы был художником. И те же самые ощущения, которые я испытывал, прикасаясь к ней. Те ощущения, которые невозможно забыть, даже если не восстанавливать в памяти прошлое. Или я на самом деле сошел с ума? Впрочем, какая теперь разница…

— Я хотел сказать… — Я снова посмотрел на нее, будто опасаясь, что сейчас она исчезнет. — Я хотел сказать, что скучал по тебе. И я рад, что мы встретились снова.

… Свеча догорела, и фитиль теплился в лужице парафина. В комнате снова было темно, но темнота больше не пугала меня. Может, потому, что в мыслях я находился далеко от этого места, а, может, потому, что Лиза лежала рядом, положив голову на мою руку.