Без аккомпанемента - [73]
Ватару посмотрел на меня.
— Я сегодня решила сделать о-набэ[43], — сказала тетка, толкая меня под руку. — Домото-сан наверняка еще не ужинал. А о-набэ лучше есть большой компанией, так оно вкуснее. Может быть, пригласишь гостя?
Вот не было печали, подумала я. Менее всего в тот момент я была расположена вести пустые разговоры, да еще и с теткой в придачу.
— Я уже пойду, — решительно сказал Ватару, но, видимо, он произнес это слишком тихо, поэтому его отказ был воспринят как обычная вежливость. Тетка решила, что Ватару просто стесняется.
— Пожалуйста, входите, — сказала она полупринудительным тоном. — Я как раз думала, что хорошо бы мне как-нибудь не спеша побеседовать с бойфрендом моей Кёко.
Для Ватару теткино приглашение было, без сомнения, очень некстати. Юноскэ и Эма сказали, что им «нужно зайти в одно место». Они не говорили, что пойдут в чайный домик. Видимо, Ватару намеревался проводить меня, а потом отправиться в свою хибарку и, забравшись под котацу, ждать возвращения Юноскэ. На самом деле в это время Юноскэ и Эма были уже в чайном домике, но ни я, ни Ватару, разумеется, об этом не знали.
Ватару повернулся ко мне и сказал так, чтобы тетка тоже слышала:
— И все-таки я пойду.
Тетка уже убрала метлу и вошла в дом.
— Не нужно стесняться, — с хитрой улыбкой оглянулась она, стоя на бетонном полу прихожей. — Молодым людям нельзя быть такими стеснительными. Давайте, заходите скорее. Не хватало вам еще обоим простудиться на таком морозе.
С одной стороны, тетка была этакой аскетичной вдовой, всегда наглухо затянутой в кимоно, строгой учительницей игры на фортепиано, крохоборкой, которая своей бережливостью даст фору любой католической монашке, и одержимой моралисткой, но, с другой стороны, в ней присутствовало и какое-то удивительное простодушие. И одним из проявлений этого простодушия было ее поистине ребячье упрямство. Иногда она вдруг начинала проявлять такую наивную напористость, как будто маленькая девочка, которая хочет, чтобы все шло в соответствии только с ее желаниями.
В тот день тетка пригласила Ватару зайти вовсе не потому, что хотела поподробнее разузнать о наших с ним отношениях. Я уверена, что не потому. Скорее всего, Ватару, который, несмотря на лютый холод, вызвался пойти, чтобы проводить меня до дома, казался ей кем-то вроде принца на белом коне из ее детских фантазий. Теткино упрямство вызывало у людей как горькую усмешку, так и теплую улыбку.
Такое же настроение, похоже, передалось и Ватару.
— Ну как? — спросила я.
Немного подумав, он согласно кивнул:
— Ну разве что на часок.
В гостиной все было готово к ужину. Вынимая для Ватару из кастрюли лучшие кусочки, тетка без умолку рассказывала ему о моей подготовке к экзаменам, о предстоящем поступлении, о моих родителях и сестре, живущих в Токио, и о прочих житейских делах. Ватару говорил мало, но постоянно улыбался; если его о чем-то спрашивали, отвечал прямо и открыто, и при этом, демонстрируя свойственный мужчинам его возраста аппетит, не забывал уплетать тофу, лук и рыбу, которую тетка раз за разом подкладывала в его тарелку.
Тетке Ватару безоговорочно понравился. А когда она узнала, что он еще и увлекается классической музыкой, восторгам не было конца. После ужина она предложила гостю мандарины и снова начала бесконечный рассказ о том, что лучшие пьесы для фортепиано, на ее взгляд, писал Шопен; что она до сих пор отлично помнит слова итальянских арий, которые учила в молодости, когда брала уроки вокала, а лучшим композитором-песенником считает Тости[44]; что иногда ей снится, будто она, сидя перед роялем, дает сольный концерт в большом зале, и, конечно, напрасно она в свое время не стала пианисткой…
Ватару с завидным терпением старался попадать в тон теткиного разговора, улыбаясь или выражая изумление там, где это было нужно, хотя одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что ему уже хочется уйти. Пытаясь прервать теткины рассуждения о классической музыке, которым не было ни конца ни края, я под столом-котацу пихнула ее в коленку.
— Извини, Ватару-сан, — сказала я. — Когда разговор заходит о классике, тетю уже не остановить.
— Наоборот, мне очень интересно, — с отменной учтивостью сказал Ватару. — В следующий раз я обязательно хотел бы послушать, как вы играете.
— Ой, правда? — смутилась тетка. — Это сколько же мне теперь нужно репетировать!
В этот момент стенные часы в гостиной показывали восемь часов пятьдесят минут. Поглядев вверх на часы, я встретилась глазами с Ватару. Он незаметно подмигнул мне. Чтобы помочь ему поскорее уйти, я намекнула тетке, что наш приятный ужин окончен.
Ватару поблагодарил тетку за угощение и встал. Она принесла с кухни консервированную говядину в соевом соусе, тушенку, мандарины, яблоки и еще много всякой всячины — все для Ватару, «который на двоих с другом снимает комнату в дешевом пансионе». Пока она складывала все это в сумку, мы потеряли еще минут десять.
— Неприлично такое давать с собой гостям! — в нетерпении воскликнула я, обращаясь к тетке.
— Ничего неприличного, — резко отреагировала она. — Ты, Кёко, не знаешь, как тяжело живется в этих пансионах. Студенты, уехавшие из родительского дома, всегда недовольны тем, как их кормят. Поэтому таким-то подаркам они больше всего и рады. Правда же, Домото-сан?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.
«Дневник безумного старика» выдающегося японского писателя XX в. Танидзаки Дзюнъитиро является одним из наиболее известных произведений не только этого автора, но и всей послевоенной японской литературы. Повесть переведена на многие языки.Перевод на русский язык осуществлён впервые.Роман классика современной японской литературы Дзюнъитиро Танидзаки (1889–1965) «Дневник безумного старика» заслуженно считается шедевром позднего периода творчества этого замечательного писателя. Написанный всего за три года до смерти автора и наделавший много шума роман поражает своей жизненной силой, откровенным эротизмом и бесстрашием в описании самых тонких, самых интимных человеческих отношений.
Лауреат престижных литературных премий японская писательница Масако Бандо (1958–2014) прославилась произведениями в жанре мистики и ужасов, сумев сохранить колорит популярного в средневековой Японии жанра «кайдан» («рассказы о сверхъестественном»). Но её знаменитый роман «Дорога-Мандала» не умещается в традиционные рамки современного «кайдана», хотя мистические элементы и играют в нём ключевую роль. Это откровенная и временами не по-женски жёсткая книга-размышление о тупике, в который зашла современная Япония.
Содержание:ЛОУЛАНЬ — новеллаПОТОП — новеллаЧУЖЕЗЕМЕЦ — новеллаО ПАГУБАХ, ЧИНИМЫХ ВОЛКАМИ — новеллаВ СТРАНЕ РАКШАСИ — новеллаИСТОРИЯ ЦАРСТВА СИМХАЛА — новеллаЕВНУХ ЧЖУНХАН ЮЭ — новеллаУЛЫБКА БАО-СЫ — новеллаВпервые читатель держит в руках переведенную с японского языка книгу исторических повестей и рассказов, в которых ни разу не упоминается Япония. Более того, среди героев этих произведений нет ни одного японца. И, тем не менее, это очень японская книга. Ее автор — романист, драматург, эссеист, поэт, классик японской литературы XX в.