Бетти-Энн - [2]

Когда её перевезли из больницы в Дом сирот, время потекло быстрее, но месяцы все казались длинными — ведь каждый составлял ещё такую большую часть её жизни. Наконец настал день, когда в привычный распорядок дня, состоящий из еды, гимнастики и сна, вторгся незнакомый запах, новые негромкие голоса, какое-то неясное, но доброе бормотанье и мягкие ласковые руки. Всего милей руки.

— Какая славная девчушка! — сказала женщина.

Мужчина согласился, а няня сказала:

— Ей повредило руку во время аварии. Бедная девочка уже никогда не сможет ею пользоваться.

Мужчина и женщина что-то сочувственно прожурчали.

Хотя Бетти-Энн не могла этого знать, но позднее мужчина и женщина беседовали с седовласой директрисой Дома сирот, а потом ушли, чтобы обдумать всё, что связано с усыновлением ребёнка, у которого, в сущности, только одна рука.

Машина, в которой нашли Бетти-Энн, ржавела на свалке металлического лома. Пыль на сиденье сгинула, как прошлогодний снег. Расследование несчастного случая давно прекратили. Человечество уже видело и ещё увидит немало такого, что куда удивительней разбитой машины и брошенного на произвол судьбы младенца.

Бетти-Энн запомнила те нежные руки и ждала их возвращения.

Но вот руки наконец вернулись, и она (в ту пору её уже звали Бетти-Энн) радостно загулькала и, когда её подняли, стала даже брыкаться от восторга,

Торжественно и проникновенно, словно Бетти-Энн могла понять, что ей говорят, директриса сказала:

— Это твои новые родители, Бетти-Энн. Мама Джейн и папа Дейв. — И прибавила: — Я уверена, она будет вам хорошей дочерью, миссис Селдон, вы это заслужили.

— Конечно, хорошей, — сказал мистер Селдон. — И умницей! Она и сейчас умный воробушек, её на мякине не проведёшь.

— Мы сперва собирались взять ребёнка постарше, — сказала его жена. — В сущности, мы вовсе не думали брать девочку. Пока не увидели Бетти-Энн.

Они говорили ещё разные слова, такие же для неё непонятные, а потом её укутали в одеяло, и после этого в лицо ей брызнул яркий солнечный свет, она ощутила движение вперёд, от которого слегка подташнивало, услышала незнакомый шум.

Джейн внимательно разглядывала стиснутый кулачок Бетти-Энн — больной руке приятно было в этой тёплой ладони.

— Какие у неё крохотные пальчики, — сказала Джейн.

— Ну-ка поглядим, — сказал Дейв, быстро взглянув через плечо. — Гм. Верно. Да, чуть не забыл. Когда приедем домой, надо испечь ей именинный пирог.

— А она для этого не слишком мала?

— По-моему, нет. У меня на первом дне рожденья пирог был наверняка. На день рожденья мне всегда пекли пирог. Когда я поступил в колледж, помню, на первом курсе моя двоюродная бабушка Амелия прислала мне пирог, а сверху лежали девятнадцать маленьких свечек, завёрнутые в вощёную бумагу. Малышке непременно надо испечь пирог.

— Надеюсь, мы так и не узнаем, когда у неё на самом деле день рожденья, — сказала Джейн, глядя на Бетти-Энн.

— Вот как? А почему?

— Пускай это будет день, когда мы привезли её домой. Словно она просто парила где-то в ожидании, пока мы за ней придём.

Дейв что-то пробормотал, очень довольный.

Немного погодя жена сказала:

— Дейв, милый. А вдруг объявятся её родители?

— Глупости! — отрезал он почти сердито. — Чего ради они вдруг объявятся? Уж раз они удрали и бросили её в разбитой машине, значит — крышка!

— Да, я тоже так думаю. Но тебя это совсем не тревожит?

Он возмущённо запыхтел.

— Даже если они и объявятся, им её не заполучить. Так что стоит ли забивать себе голову пустяками?

Бетти-Энн исполнилось пять, это была её последняя весна перед школой, и сейчас она сидела у окна и жадно глядела во двор, куда ей не ведено было ходить. После завтрака у них с Джейн вышла стычка из-за куклы (“Бетти-Энн, нельзя же разбрасывать игрушки где попало, ведь о них того и гляди кто-нибудь споткнётся”). За последние два месяца девочка провинилась по крайней мере десятый раз, и Джейн наконец рассердилась и решила её наказать.

Все утро Бетти-Энн, задумчивая, грустная, сидела у окна и после второго завтрака снова уселась на прежнее место. Наконец её терпение было вознаграждено: как она и надеялась, Джейн смягчилась, решила, что обошлась с ней слишком строго, и сказала с улыбкой в голосе:

— Ладно. Теперь можешь пойти погулять.

Упрямо сжав губы, Бетти-Энн соскользнула со стула. Не говоря ни слова, она гордо прошествовала к двери и вышла на солнечный свет. Она по-прежнему была возмущена, и детский подбородок её выражал непоколебимую решимость. Она спустилась с крыльца и через небольшой вишнёвый сад прошла прямиком к густо растущим вдоль забора мальвам. На одном цветке невысоко, так что дотянуться до него ничего не стоило, сидела пчела, и Бетти-Энн, не раздумывая, схватила её здоровой правой рукой и зажала в кулаке. Когда пчела ужалит её, мама Джейн почувствует себя виноватой. Папа Дейв, будь он дома, добродушно усмехнулся бы и сказал:

— Потерпи, до свадьбы заживёт.

Любимые его слова, которыми он встречал самые ужасные её царапины и синяки, слова, которые приводили её в ярость и всё-таки всякий раз вызывали смех сквозь сердитые слезы. А мама Джейн, увидев, что с ней приключилось, кинется, поцелует больное местечко, скажет: