Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - [72]

– Пес понял нас, – объяснила Мунаввар, – а я поняла его. Он говорил нам: «Знаю, вы меня боитесь, но не волнуйтесь. Я не причиню вам зла. Видите, я побуду в сторонке, пока вы не соберетесь домой».

Через несколько месяцев, в первое долгое жаркое лето узбекской независимости, у Мунаввар был второй опыт святости. Со своей сестрой Ширин она поехала на конференцию по религиозной литературе в один из пригородов неподалеку от Ургута. Каждый час участники выходили из душного конференц-зала на улицу к питьевому фонтанчику с водой из природного источника; согласно местной легенде, чистый сердцем человек способен в этой воде разглядеть Мекку. Один из участников, шестидесятилетний потомок шейха Мушерреф решил посмотреть в воду. Никто не сомневался, что Мекку он увидит. Но он не увидел ничего. Мунаввар была столь удивлена, что наклонилась и тоже посмотрела – но, разумеется, тоже ничего не увидела. Вдруг Ширин, не отводя глаз от воды, схватила ее за руку. «Гляди, гляди! Ты видишь эти колонны?»

Мунаввар поняла, что Ширин, наверное, увидела два минарета, которые возвышаются за Каабой. «Бог меня простит, но я была поражена! – объясняла она. – Я очень люблю Ширин, но она такая маленькая, худенькая, легкомысленная… Как бы это сказать? Ее не заботят проблемы души. Но я понимаю, что сердце у нее, должно быть, исключительной чистоты».

Я однажды кратко видела Ширин, она работала в университетской психологической лаборатории. Это действительно очень худощавая женщина, молодо выглядит, носит короткую стрижку и джинсы, и вид у нее такой, словно она еле сдерживает неконтролируемый смех.

– О Боже! – обратилась Мунаввар к небесам. – Прости меня за то, что я недооценивала Ширин! Я буду лучше стараться, чтобы помочь тебе очистить мое сердце и увидеть Мекку.

Но Ширин сказала:

– Сестрица, я знаю, ты тоже сможешь ее увидеть. Вон, гляди! – Тут и впрямь Мунаввар увидела два минарета! Это был один из самых счастливых моментов ее жизни. Она нарисовала у меня книжке эти минареты и написала название того места, где стоит фонтанчик: Чорчинор.

Мунаввар очень хотела свозить меня к Чорчинору.

– Мне интересно, увидишь ли ты Мекку, – сказала она, слегка улыбнувшись. – Думаю, увидишь.

– Хм, я надеюсь, – ответила я, думая про себя, какой вариант хуже: притвориться, будто я увидела Мекку, сознаться, что ничего не вижу… или в самом деле ее увидеть. Я испытала огромное облегчение, узнав, что нужный автобусный маршрут закрыт на лето из-за ремонта.

Когда я в тот день вернулась домой, Люда ждала меня у ворот.

– Эмма, пообедать еще успеешь, а сейчас придется вернуться в университет. Это очень важно. По поводу твоего счета. Дилшод тебя отвезет.

– Моего счета? – Я точно знала, что Американский совет преподавателей русского языка обналичил чек на семь тысяч долларов, который покрывал мой похоронный мешок. – Разберусь с этим завтра, – сказала я. Но Дилшод уже открыл дверцу своего свежевымытого «опеля», а Люда вопила: «Эмма, Эмма, лезь в машину!»

Я села в машину. Дилшод отвез меня в университет, где соцработник Шохсанам – та самая, которая запретила мне уходить из Людиного дома по вечерам, – объявила, что я переплатила. Деньги уже распределены всем, кому они причитались, и осталось сто долларов лишних.

– Это большие деньги, твои деньги, – сказала она. – Ты можешь решить, что с ними делать. Их можно отдать проректору Махмудову в знак благодарности за использование университетских помещений, или Люде, которая все это время была хозяйкой…

Проректор Махмудов уже получил свою тысячу долларов, и, по мнению Шохсанам, с него довольно. А вот Люда получила всего две тысячи за комнату и еду.

– Давай я отдам эти деньги ей, – предложила Шохсанам.

– А Анвар и Мунаввар? – спросила я.

– Им уже заплатили. Они получили сто пятьдесят долларов.

Я уставилась на нее.

– Вы имеете в виду тысячу пятьсот?

Шохсанам с сожалением улыбнулась.

– Тысячу пятьсот? За что? Ты не живешь в их доме. Встречаетесь вы на факультете у Махмудова.

Другими словами, за индивидуальные занятия со мной по десять часов в неделю в течение двух месяцев Анвар и Мунаввар получили по семьдесят пять долларов. Я попросила, чтобы эту сотню разделили между ними.

– Ты действительно не хочешь отдать эти деньги Люде? Она тебя чем-то обидела?

В итоге Шохсанам отвезла меня обратно к Люде в хетчбэке «дэу». Женщины какое-то время сидели в кухне. Я не слышала, о чем они говорят.

По вечерам мы с Эриком много смотрели телевизор: болливудское кино, русская эстрада, казахские военные эпики, узбекские музыкальные клипы. В одном из клипов перевозбужденный юноша пел балладу в автомобиле, почему-то стоявшем в кустах. Казалось бы, зачем он припарковался в кустах? Но потом показывают, как певец лежит на земле, носом идет кровь, вокруг мигают машины «скорой помощи», и ты понимаешь замысел: он врезался в дерево и погиб.

Продолжался чемпионат мира по футболу – поразительно, ведь мы видели его по телевизору еще в Калифорнии и во Франкфурте. Вопреки всем ожиданиям, турецкая сборная дошла до полуфинала. Матч с Бразилией шел на узбекском национальном канале в виде дублированной русской передачи. Я была обескуражена и даже обижена, что все узбеки болеют за Бразилию. «Покажите мне ту бразильскую девушку, которая приехала сюда изучать вашу национальную литературу», – помнится, подумала я.