Бессы - [12]

Он вышел на улицу. Снова начался дождь.

«Блядская погода», - подумал Факер уныло, подсознательно осознавая, что радуется ему, словно в детстве, когда они с мальчишками от души прыгали по образовавшимся в асфальтных колдобинах лужах, - промокшие до нитки и беззаботно счастливые.

Глава 4.

***

Оглядевшись и сориентировавшись на местности, он пошёл напрямую - прямо через детскую площадку, - в сторону, где, по его расчётам, сейчас выпивали и дули ароматную траву пацаны. Мысли о дудке вдохновили Факера, укрепив его дух, отчего он едва ли не летел вперёд, предвкушая мягкий диван и сладкий дым.

Пасхальный городок был пуст. Лишь иногда Факеру попадались пьянчужки, дрожащие на ходу, словно тени в свете фонаря, бредущие поодиночке или редкими группами в поисках продолжения бытия.

Они смотрели на него мутными глазами, отчего Факеру становилось жутко.

Нет, дело было не в жестяковой пропаганде центральных каналов, показывающих горячие репортажи с расчленёнкой. Поработав в ряде таблоидов, он насмотрелся говна и похуже тех ужасов, коими кормили народ с голубых экранов.

У редакции были прикормленные менты. Например, возле лучших отелей столицы, где останавливались разные заокеанские звёзды, о появлении которых тут же узнавали папарацци. Другие мусора сливали информацию о ДТП, несчастных случаях и убийствах.

За несколько месяцев Факер успел обрести равнодушие к человеческой боли и страданиям, во всяком случае – не выказывая того, что он чувствовал каждый раз, сталкиваясь с очередной горой кровавого мяса, или командуя молодым отмороженным фотографом, прыгающим на гроб ушедшей в лучший мир отечественной знаменитости, заслуженной из заслуженных, на похоронной которой, словно трутни, слетался весь бомонд.

Куда страшнее вида изувеченных жертв были обстоятельства каждой трагедии зачастую маленьких и ничтожных людей. Пугали мотивы, стоящие за преступлениями. Людишки насиловали, били, резали, стреляли, сжигали и скармливали друг друга собакам за просто так – из-за бабы, из-за бутылки, из-за сотни рублей, наконец – в банальном алкогольном помешательстве.

Вот это было реально страшно.

С годами Факер замечал, что ему всё меньше нравится бродить одному по городу, тем более – незнакомому. Его напрягал даже свой район, где его все знали, и он, в общем-то, чувствовал себя там, как рыба в воде. Раньше он мог спокойно взять в сумку пару банок пива или, в прохладную погоду – запастись флягой с бухлом, и уходить, наслаждаясь полным одиночеством, особенно – в тёмное время суток, когда всё вокруг буквально замирало, и ему оставалось лишь удивляться резонансу окружающего его умиротворения и той гадости, о которой кричали СМИ.

А потом он пошел работать, и всё.

Да и с возрастом, всё больше понимая человеческую суть, наполняясь, словно кувшин, мелочной агрессией, переходящей в недалёкое безумие, он все больше испытывал отвращение к окружающему отребью, пытающемуся втянуть его в свой замкнутый круг.

Он успокаивал себя, что бухает только по выходным и праздникам, и вообще не ведёт себя вызывающе. Не то, что некоторые: пацаны собирались у них под гастрономом уже в восемь – попить пивка, покурить сиги, чтобы с утра пораньше захаркать окружающее пространство.

«Гоблины, блядь», - думал Факер яростно, ненавидя их и презирая – жалких потомков великих предков.

Мир всё больше впадал в хаос, заполняющий собой бытие после крушения системы, поддерживающей порядок. Логика сменилась случайностью. Получить затычкой в печень или просто бутылкой по голове мог каждый, независимо от места и времени, причём – абсолютно без причин.

Иногда Факер успокаивал себя, что паранойя – это следствие употребления марихуаны. Об этом даже писала «Википедия». Он старался убедить его, что мир не настолько гадок, как он себе его нарисовал, а люди – это не унылые и подлые мудаки, а сплошь и рядом выдающиеся и чертовски приятные личности.

Впрочем, его напускной оптимизм испарялся достаточно быстро, едва он выходил из квартиры и сталкивался с окружающим его бардаком – наркоманами соседями, убитым подъездом, гниющим мусором, водителями маршруток и вечно пьяным быдлом всех цветов и оттенков.

Всё это росло в пугающей прогрессии.

«При советской власти, было поспокойнее, потому что людям не было смысла воровать, не говоря уже о том, чтобы взрывать друг друга», - думал он.

Провинциальный городок, по которому шел Факер, конечно, отличался от столицы, встречая его сплошь и рядом славянскими лицами, что уже было разгрузкой для уставших очей. Только вот, лица эти – русские и родные, - были черны и далёки. Пустые глаза взирали на него практически равнодушно, поигрывая адскими бесноватыми огоньками, ловя которые в очах бредущих мимо него потерянных душ Факеру становилось жутко. Сам городок будто превращался в застывшую во времени и затерянную в пространстве проекцию из классической антиутопии, которыми некогда пугали неприхотливых зрителей фантасты, описывая в своих толстых романах города-призраки недалекого тоталитарного будущего, в котором нет места людям, где на смену Человеку пришел Зверь, поработивший практически каждого, высосав из него душу, сделав бездумным куском мяса, винтиком хаотичной, но безвыходной системы.