Бесспорное правосудие - [95]

Мелодичный голос спокойно продолжал:

– В поезд я взяла кусок яичного пирога и йогурт, чтобы не беспокоиться об ужине. С вокзала я сразу поехала на квартиру, оставила там ночные принадлежности и, не мешкая, отправилась на встречу. Мне повезло: у моста Ватерлоо я поймала такси. Я попросила, чтобы меня высадили у Дома правосудия, перешла улицу и оказалась в проходе Деверо-Корт. Все оказалось просто. Да, я забыла… Еще из квартиры я позвонила в «Чемберс», дабы удостовериться, что Венис на месте. Услышав ее голос, я сказала, что мы уже едем, и положила трубку. Венис была в коллегии в половине восьмого, и теперь я знала, что она меня ждет.

– Вы точно запомнили время? – задал Дэлглиш необходимый вопрос.

– Конечно. Я постоянно посматривала на часы, чтобы убедиться, что не опаздываю. И приехала даже раньше назначенного времени. Я не хотела, чтобы на меня обратили внимание, и минут пять ходила по Стрэнду. В восемь десять я была у ворот и ждала до восьми сорока, но Венис так и не пришла.

– Кто-нибудь за это время проходил через ворота? – спросил Дэлглиш.

– Трое или четверо мужчин. Думаю, музыканты. Во всяком случае, они несли футляры для инструментов. Не думаю, что смогу их узнать. А вот пятнадцать минут девятого прошел еще один – его, мне кажется, я узнаю. Крепкого сложения, огненно-рыжий. Он открыл своим ключом дверь, но был в Темпле не больше минуты – потому я его и запомнила. Выйдя, он пошел назад по проходу. Можно сказать, что он и не был в Темпле. Это показалось мне странным.

– Так вы полагаете, что при встрече узнали бы его?

– Думаю, да. Над дверью горит лампа. Его волосы сверкали в свете огня.

– Жаль, я не знал всего этого раньше, – сказал Дэлглиш. – Ведь вам сказали, что мисс Олдридж мертва – возможно, убита. Вы не подумали, что ваше показание может быть важным?

– Я понимала, что вам надо это знать, но подумала, что Октавия все рассказала. Разве не потому вы приехали сюда, не для того, чтоы удостовериться во всем?

– Октавия знала о вашем визите? – Не было нужды притворяться, однако Дэлглиш постарался, чтобы в его голосе не звучало удивление.

– Знала. Вернувшись в квартиру Алисы, я подумала, что Венис могла внезапно почувствовать себя плохо и потому не пришла. Это было маловероятно, но я не могла спокойно заснуть, не убедившись в обратном. Венис так настаивала на встрече. И я позвонила на Пелхем-плейс. К телефону подошел мужчина – похоже, молодой человек, а затем трубку взяла Октавия. Не объясняя, зачем приехала в Лондон, я рассказала о сорвавшемся свидании. И посоветовала, если мать еще не вернулась, позвонить ей и справиться, все ли в порядке. Октавия сказала: «Думаю, она просто передумала встречаться с вами. Никто из нас не хочет вас видеть. Не пытайтесь влезть в нашу жизнь».

– Ее слова заставляют предположить, что она догадывалась, о чем пошла бы речь при встрече, – сказал Дэлглиш.

– Не трудно догадаться. Во всяком случае, я сделала, что смогла, и легла спать. А утром уехала домой. Люк и Мэри встретили меня на вокзале. Когда вернулись к себе, позвонил Дрисдейл Лод. Он пытался связаться с нами, чтобы сообщить о смерти Венис.

– И вы ничего не сделали? Даже не обмолвились о вашей поездке?

– А что мы могли сделать? Октавия все знала. У нас не было сомнений, что полиция захочет убедиться в правдивости ее рассказа, и вы действительно позвонили и сказали, что свяжетесь с нами. Казалось, разумнее ждать вашего приезда. Не хотелось обсуждать это по телефону.

Как раз в этот момент они услышали шум подъезжающего грузовика. Девочка мигом соскочила со стульчика и, стоя в дверях, весело подпрыгивала и визжала от радости. Как только мотор заглох, она, словно по сигналу, выбежала на улицу. Раздался стук захлопываемой дверцы, звук мужского голоса, и через минуту появился Люк Камминз с дочкой на плечах.

Жена поднялась со стула, спокойно стояла и ждала. Как только Люк ступил в комнату, все члены семьи стали как бы магнитом притягиваться друг к другу. Осторожно спустив Мэри на пол, Камминз обнял жену, а девочка, обхватив ногу отца, прижалась к ней. На какое-то мгновение они застыли живой, сокровенной картиной, из которой Дэлглиш почти физически почувствовал себя устраненным. Глядя на Люка Камминза, он пытался представить его мужем Венис Олдридж, увидеть его как часть ее загруженной делами, зацикленной на работе жизни.

Люк был высокий, худощавый, и без того белокурые волосы еще больше выгорели на солнце, лицо – по-мальчишески загорелое, хорошей лепки, тонкое, однако в линии губ таилась слабость. Плотные вельветовые брюки и ирландский свитер с закрытой шеей придавали объем его телу, которое, казалось, в юности решило тянуться вверх за счет мускулатуры. Через плечо жены он бросил взгляд на Дэлглиша, улыбнулся, словно узнавая, и вновь склонился к близким. Наверное, принял меня за клиента, подумал Дэлглиш. Он поднялся с кресла и направился к выставочному столику, еще не понимая, решил он, поддавшись внезапной прихоти, сыграть эту роль, или положить конец затянувшейся интимной сцене. До его ушей долетели мягко произнесенные Камминзом слова:

– Хорошие новости, дорогая. Они хотят к Рождеству еще три блюда для сыра. Если ты, конечно, успеешь. Это реально?