Бессмертный грех - [6]

— Коньяк. — Лариса огляделась. Обыкновенная, мало чем примечательная квартирка, стандартная, еще с советских времен, мебель, занавески с разноцветными ромбами, больше подходящие для детской комнаты, письменный стол с компьютером, книги на полках — не очень много, но все же. И диван — Лариса уперлась в него взглядом… Широкий. Господи, о чем она опять?

Он появился из кухни с подносом — рюмки с коньяком, нарезанный лимон, яблоки, виноград.

— Лариса, — произнес он медленно, почти по слогам. — Лариса. Ты не похожа на свое имя.

— А на какое похожа?

— Не знаю. Лариса — это крыса старухи Шапокляк. Прости, как врезалось с детства, так и сидит.

— Сам ты крыса, — по-детски обиделась Лариса.

— Согласен! — Он протянул ей рюмку. — Я готов быть кем угодно, только бы с тобой.

— Так я могу называть тебя крысой? — все еще обижаясь, спросила она. — Да?

— Да. — Он широко улыбнулся. — Да.

— Но… — Лариса смутилась. — Крыса — это женщина, правда?

— Наплевать. — Он залпом выпил коньяк. — Главное, чтобы тебе нравилось.

— Пусть будет Крысь, — решила Лариса. — Кстати, звучит почти ласково.

Так родилось его новое смешное имя.

…Лариса пила коньяк маленькими глоточками и старательно разглядывала комнату. Больше всего она сейчас боялась смотреть на Крыся, ей казалось, достаточно одного взгляда в глаза — и она окончательно потеряет себя. Нет, она не какая-нибудь там, она продемонстрирует ему свою независимость и стойкость. Вопрос, который назойливо бился ей в затылок: «А зачем ты вообще сюда приперлась?», Лариса пыталась отогнать, как мерзкую навозную муху. Затем! В голове почему-то крутились дурацкие стишки: «Паровоз летит, колеса стерлися, мы не ждали вас, а вы приперлися». Лариса откинулась на спинку дивана, закинула ногу на ногу, достала из сумочки сигарету, закурила. Да, вот так ведут себя женщины, знающие себе цену. Что бы еще такого ему изобразить? Лариса вспомнила, как Верка учила ее стильно стряхивать пепел — щелчком, и уже взяла сигарету в другую руку (левой она щелкать не умела), и вдруг Крысь начал хохотать. Он смеялся как ненормальный, вытирал слезы ладонями и все время что-то пытался сказать ей сквозь смех. Когда он угомонился, Лариса уже почти плакала.

— Ты такая смешная, — ласково сказал Крысь и, приподнявшись в кресле, дотянулся до ее лица и так же, как тогда, в первый раз, провел кончиками пальцев по ее щеке, по подбородку. — Ты такая смешная…

И тут случилось совсем невообразимое, о чем Лариса никогда, никогда не расскажет Верке, — она сама взяла его за руку и потянула к себе. Он послушно поднялся из кресла, пересел к ней на диван, и с этого момента, как ей показалось, она перестала дышать и слышала только свое бухающее сердце и шепот Крыся:

— …торопиться не будем, не будем…

Будем — не будем, будем — не будем. Будем!

…Лариса проснулась и осторожно понюхала воздух: «Муж. Хорошо. Возможно, все еще кончится хорошо».

Глава 2 СЕРЕБРЯНЫЙ

В тот день настроение президента Издательского дома «Вечерний курьер» Игоря Серебряного менялось столь стремительно, что у окружающих закладывало уши от резких перепадов. А все потому, что, избавившись от одной головной боли, он почти в ту же минуту приобрел другую.

С утра Серебряный пребывал в прекрасном расположении духа, шутил и заигрывал с секретаршами.

— Свобода, девки, свобода! — восклицал он, нетерпеливо подпрыгивая, отчего его грузное тело начинало мелко трястись. — Оковы тяжкие падут…

Секретарши испуганно переглядывались и краснели с непривычки — в обычные дни президент Издательского дома не удостаивал их даже взглядом и уж тем более ласковым обращением «девки».

Под оковами, которые должны были пасть сегодня, Серебряный подразумевал главного редактора газеты «Вечерний курьер» Юрия Мохова. Действительно, принципиальный конфликт Мохова с Серебряным явно затянулся и приобрел крайне несимпатичную хроническую форму, от чего страдали не только два главных противоборца, но и весь коллектив. С точки зрения Серебряного, опальный главный редактор вел себя как последняя свинья. Вместо того чтобы уйти красиво и, главное, вовремя, Мохов встал на путь изнурительного противостояния президенту Издательского дома, то есть несколько долгих месяцев плевал против ветра и баламутил народ.

Собственно, началось все под Новый год и, как это обычно бывает, с мелкой дурацкой обиды. Президент Издательского дома пригласил главного редактора газеты к себе на дачу — посидеть по-родственному у камина, выпить глинтвейна и в узком руководящем кругу обсудить творческие планы на следующий год. А Мохов отказался, сославшись на то, что должен явиться на праздничный прием в Кремль.

— Сам понимаешь, Игорь, — виновато сказал Мохов, — такими тусовками не манкируют.

— Блин, а я-то как забыл! — хлопнул себя по лбу Серебряный. — Ладно, увидимся в Кремле, а дача никуда от нас не убежит.

Он наорал на секретаршу за то, что та вовремя не принесла ему приглашения в Кремль, и велел немедленно доставить ему почту последних трех дней. Однако, перебрав кипу бессмысленных и практически одинаковых по содержанию поздравительных открыток с пожеланиями здоровья, успехов в труде и нового счастья в новом году, никакого приглашения в Кремль Серебряный не нашел.