Бессмертный грех - [17]

— У нас есть генеральный директор, в новой редакции. Так вот, к нему в последнее время кто-то постоянно залезает в кабинет, роется в его вещах. А сегодня на него сбросили батарею.

— Веселая жизнь у вас в газете, — мрачно сказал Вася. — Батареями бросаются.

— Батарею сбросили не в редакции, а у него дома. С седьмого этажа.

— Попали?

— Нет.

— Вот когда попадут, тогда пусть обращается, — заявил Вася со злорадством. — Мы расследуем убийства, ты знаешь.

— Вася! — простонала я. — После того как на человека упадет батарея, он вряд ли сможет к тебе обратиться.

— Он не сможет — друзья побеспокоятся. Всяко до нас дойдет.

— А предотвратить никак нельзя? — Я начала злиться.

— Саня, любовь моя, у нас отдел по расследованию убийств, а не по их предотвращению. Пока не убили — это не к нам.

— Не будь таким, Коновалов, — надулась я. — Не хочешь помочь — так посоветуй что-нибудь умное.

— Хорошо. — Вася взял ручку и блокнот. — Как зовут твоего директора?

— Валентин, — промямлила я, проклиная себя последними словами.

— А фамилия?

— Не знаю.

Вася захлопнул блокнот и посмотрел на меня, как на слабоумную.

— Странно, что ты знаешь его имя и должность. Все! Хватит о глупостях! Он просто очень пуглив и мнителен, твой директор. Упала батарея сверху, бывает. Почему он решил, что ее специально сбросили?

— Как — упала? Батареи сами не падают, Васенька. Случайно упасть может балкон или навес. Батареи-то внутри.

— Молодец! Редкие по нашим временам строительные знания. Ну, не сама, бомжи или подростки отмороженные бросили. Не забивай себе голову ерундой. К тому же я в отпуск ухожу, так что извини.

— Не будешь мне помогать?! — с угрозой спросила я.

— Не буду, — твердо пообещал Вася. — Вот если твоего начальника все-таки пристукнут…

Я не стала дослушивать, обиделась и ушла — гордая и независимая, почти как Лиза Стилль. Сама разберусь с батарейным злодеем, без ментов.

…Возвращаться в редакцию не имело смысла, но домой хотелось еще меньше. В последнее время моя малообжитая квартира, заваленная ворохом ненужных вещей, действовала на меня угнетающе. Я редко соглашаюсь со своей старшей сестрой Дашей, но когда она называет мое жилище «приютом убогого чухонца», возразить нечего. А все почему? А потому, что все меня бросили и никому я не нужна, даже Васе. Носиться с веником по квартире, протирать тряпочкой мебель и расставлять вазочки только для того, чтобы прийти поздно вечером, рухнуть в кровать, а утром, еще не продрав глаза, умчаться на работу? Нет, я еще не сошла с ума, не говоря уже о том, что на свете есть вещи поинтереснее уборки. А создавать уют только для себя единственной — это все равно что на необитаемом острове красить ресницы и пудрить нос.

Кстати, о ресницах. Я присела на корточки около черной «Волги» с мигалками и тонированными стеклами, точнее — около ее бокового зеркала, и придирчиво вгляделась в свое отражение. Да, ничего утешительного. Вася не только хам, но и врун, никакая я не красавица — морда бледная, глаза тусклые, от утренней помады не осталось и следа. Впрочем, красота — дело рукотворное, сейчас нарисуем. Я достала косметичку и приступила к боевой раскраске. В тот момент, когда я заканчивала правый глаз, водительское стекло «Волги», мягко вздохнув, поехало вниз, открывая веселую глумливую физиономию водителя.

— Вам удобно, девушка?

— Вполне, — лаконично ответила я, не прерывая процесса. — Только не совершайте резких движений, мне бы не хотелось попасть карандашом в глаз.

— Понимаю, — кивнул водитель «Волги». — Такой глаз грех выкалывать карандашом.

— А чем не грех? — уточнила я.

— Не понял…

— Чем бы вы лично стали выкалывать такой глаз?

— Я?! — Веселый водитель протестующе замахал руками. — Ничем. Такие милые глазки нужно холить и лелеять.

Все понятно. С ним все понятно. Мужчина, который говорит «глазки», да еще сопровождает это эпитетом «милые», не заслуживает того, чтобы я пользовалась зеркалом его автомобиля. Максимум, что я могу оставить ему на память, — это презрительную ухмылку.

Поэтому, гордо выпрямившись, я задрала свой «носик» повыше, скривила «губки», так и не накрашенные, кстати, и пошла себе восвояси. Или восвоясики?

— Эй, девушка! — крикнул он мне вслед. — Эй! Может, вас подвести?

Прокатиться на машине с мигалкой — идея в принципе отличная. Но куда ж я дену женскую гордость?

…Гордость сама тихо и деликатно уползла куда-то, не выдержав конкуренции с мигалкой и тонированными стеклами. На прощанье веселый водитель дал мне свою визитную карточку и просто-таки умолял звонить ему, если мне потребуется куда-нибудь прокатиться. До чего милый человек! Я тоже дала ему визитку.

Вахтер уважительно посмотрел на «Волгу», настороженно на меня и пробубнил: «Рабочий день-то кончился». До чего же наивные попадаются люди! Ничего, через месяц-другой привыкнет, что понятие «рабочий день» применительно к журналистскому коллективу — не более чем условность.

В нашем коридоре, привалившись спиной к стене, сидел Неволяев и играл на дудочке. Вид он имел печальный, а лирическая мелодия тоскливо скребла по душе. Я присела рядом и задумалась.

— Есть вопросы? — не очень дружелюбно спросил фельетонист, оторвавшись от инструмента.