Бессмертны ли злые волшебники - [5]

Андерсен уже сейчас старается овладеть этой новой полнотой, этим новым разнообразием. Оторвавшись от его книг, видишь и чувствуешь в «объективной реальности» то, что раньше не чувствовал, не замечал.

Его волшебные истории говорят нам не только о том, что действительность содержит в себе несравненно больше, чем мы сегодня в ней видим и слышим. Они внушают уверенность, что со временем выкристаллизуются новые удивительные достоверности. Человек однажды выйдет из дому и по дороге на работу услышит странную и нежную музыку «небесных сфер»…

Чудо жизни. Оно бесконечно изменчиво, разнообразно, могущественно. И… беззащитно?

Можно, я отвечу на этот вопрос потом, когда буду говорить об этике, естественно рождающейся из понимания жизни как чуда?

А сейчас мне хочется лучше понять одну строку из письма к Андерсену. «Ваше сердце и Ваша фантазия…» — пишет ему современник его, объясняя, что особенно он в нем ценит.

Сердце и фантазия… У Андерсена сердце было большим, а фантазия богатой. Что это — чисто индивидуальная черта или отражение «мирового закона»? Может ли быть воображение сложным и ярким при бедном, маленьком сердце? Или большое сердце при нищенски тусклом воображении? Стоит ли усматривать в этой строке из письма нечто большее, чем расшифровку могущества одного человека — Андерсена? Обнимает ли она некую особенность духовной жизни тысяч, миллионов людей?

Думаю, да. Я никогда не видел, чтобы злой человек был наделен большой, яркой фантазией. Наоборот, добрые люди, по моим наблюдениям, неизменно обладают большим, не тускнеющим и в старости воображением. В чем тут дело?

В мире Человека, его чувств, мыслей, наклонностей и т. д., несомненно, существуют сложные и глубокие взаимосвязи, ожидающие дельных и бесстрашных исследователей: психологов, биологов, философов. Возможно, одна из них: фантазия — сердце.

Почему люди недобрые обычно лишены воображения? И что это такое вообще — воображение, фантазия? Какое они имеют отношение к сердцу?

Написав эти последние строки, я тут же в них усомнился: не верх ли наивности полагать, что люди недобрые никогда не обладают воображением? Но уже через минуту подумал: у человека, который тысячи лет назад изобрел плуг, сердце было, несомненно, большое и доброе, а описать пластично и ярко, как пахарь идет за плугом, можно было, очевидно, и не будучи добрым, хотя и для этого требовалось воображение.

Психологи различают несколько видов воображения: пластическое, расплывчатое, мистическое и т. д. Каждый из этих видов соответствует определенному строю человеческой души. Воображение пластическое, возможно, и не зависит от сердца — были же писатели недобрые!

Поэтому, наверное, лучше, точнее сейчас говорить не о воображении, а о фантазии. Кстати, и в письме к Андерсену говорится: «Ваше сердце и Ваша фантазия…»

Разница между воображением и фантазией та же, что между ровным летним дождем и майской сверкающе-громыхающей грозой. Обладают фантазией в избытке дети, гениальные люди и… обыкновенные чудаки. Был чудаком тот, кто изобрел плуг, и тот, кто построил колесо, и далекий-далекий мечтатель, который у поваленного через широкий ручей дерева в мыслях увидел мост над большой рекой…

Можно уверенно утверждать, как это делает французский ученый Т. Рибо в старой хорошей книге «Психология воображения», что нас сегодня в обыденной жизни окружает «кристаллизованная фантазия». Это фонари, горящие на улице, и сами улицы, по которым мы ходим. Это мосты над реками и лестницы наших домов. Кристаллизованная человеческая фантазия день и ночь у нас под рукой.

Но если формула «фантазия — сердце» верна (а к этому мы еще вернемся), то, видимо, можно утверждать, что нас окружает… «кристаллизованная доброта». Мы ходим по ней, стирая о нее подошвы наших башмаков.

Кто-то из больших поэтов писал о Шопене, что его музыка открывает нам «строение мира». Я думаю, что это верно не только по отношению к музыке гениального композитора или к полотнам великого художника, — элементы «строения мира», то есть первоосновы самой жизни, можно увидеть, ощутить в созданиях и тысяч безвестных «фантазеров», кропотливо строящих нашу цивилизацию. Поэтому нельзя, наверное, не согласиться с психологами, которые говорят, что фантазия служит у человека заменителем таинственных созидающих сил самой жизни. Это и позволяет ему «творить чудеса».

А теперь мне хочется вернуться к уравнению: «большая фантазия — большое сердце». Действительно ли это уравнение, а не очередная поэтическая вольность?

Несомненно одно: фантазия зависит от размаха чувств, от высоты «жизненной волны», которые характеризуют человека. Чем шире этот размах и чем выше эта волна, тем и фантазия богаче. Видимо, поэтому и нет детей, не обладающих фантазией. Детство — волшебная страна с солнцем в полнеба, исполинскими деревьями и высокими травами, страна, в которой каждый плод и каждое животное — обещание неведомого мира. С возрастом, к сожалению, травы делаются ниже, солнце уже не занимает полнеба. Если носить изящные черные очки, оно и вовсе выглядит маленьким, неопасным. Восприятие действительности становится более четким, трезвеет и фантазия.