Бессмертники - [2]
И ещё кое-что создавало нужный для паломничества настрой: в то лето они были едины, как никогда уже не будут. На следующий год Варя поедет в Катскильские горы с подругой Авивой, Дэниэл приобщится к тайным ритуалам дворовых мальчишек, а Клара и Саймон останутся неприкаянными. А сейчас, летом 1969-го, они близки, и братство их нерушимо.
— Я с тобой, — вызвалась Клара.
— И я, — подал голос Саймон.
— А как к ней попасть? — спросила Варя. К тринадцати годам она успела усвоить, что даром ничего на свете не даётся. — Сколько она берёт?
Дэниэл нахмурился:
— Узна́ю.
Так всё и началось — как тайна, как опасное предприятие, как предлог улизнуть от неповоротливой грузной матери, без конца что-то требовавшей, стоило ей застать их без дела в спальне, — то бельё развесить, то вытащить из трубы чёртову кошку. Дети Голд расспросили кого могли в округе. Хозяин магазинчика для фокусников в китайском квартале слыхал о женщине с Эстер-стрит. Она кочует с места на место, объяснил он Кларе, колесит по стране, предсказывает людям судьбу. Когда Клара уже собралась уходить, он поднял палец, исчез в чулане и вернулся с увесистой «Книгой гаданий». На обложке — шесть пар распахнутых глаз в окружении символов. Клара заплатила шестьдесят пять центов и с книгой в обнимку поспешила домой.
Кое-кто из соседей на Клинтон-стрит, семьдесят два, тоже слыхал о гадалке. Миссис Блюменстайн встречалась с ней в пятидесятых, на роскошном приёме — так она сказала Саймону. Она вывела на парадное крыльцо своего шнауцера, и тот оставил катышек величиной с пилюлю на ступеньке, где сидел Саймон, а миссис Блюменстайн даже не потрудилась убрать.
— Она прочла мне по руке. Сказала, что жить я буду очень долго. — Миссис Блюменстайн наклонилась к Саймону для выразительности. Саймон старался не дышать: изо рта у миссис Блюменстайн пахло тленом, будто она ещё при рождении запаслась воздухом и только сейчас, спустя девяносто лет, выдохнула. — Как видишь, мой мальчик, она не ошиблась.
Индусы с шестого этажа говорили, что она ришика, пророчица. Варя завернула в фольгу кусочек кугеля[6], что испекла Герти, и принесла Руби Сингх, своей соседке и однокласснице по школе номер 42, в обмен на тарелку тушёной курятины с маслом и специями. Они ели на пожарной лестнице, свесив голые ноги и глядя, как заходит солнце.
Руби знала про гадалку.
— Два года назад, — рассказывала она, — когда мне было одиннадцать, заболела бабушка. Врач сказал, сердце. И жить ей осталось месяца три, не больше. А другой врач говорит: сил у неё пока много, поправится, пару лет ещё протянет.
Внизу просвистело по Ривингтон-стрит такси. Руби, обернувшись, покосилась на пролив Ист-Ривер, бурозелёный от ила и нечистот.
— Индус умирает дома, — продолжала она, — в кругу семьи. Даже папины родные из Индии рвались сюда, но что бы мы им сказали — поживите у нас пару лет? А потом папа услыхал о ришике. Пошёл к ней, и она назвала дату — день, когда дади[7] должна умереть. Мы поставили кровать дади в гостиной, изголовьем на восток.
Зажгли лампу и бодрствовали у её постели — молились, пели гимны. Папины братья прилетели из Чандигарха. Я сидела на полу с двоюродными братьями-сёстрами. Было нас человек двадцать, а может, и больше. Когда дади умерла шестнадцатого мая, как предсказала ришика, все мы плакали от облегчения.
— И не злились?
— А на что злиться?
— Что она не спасла бабушку, — объяснила Варя, — не вылечила.
— Зато дала нам возможность проститься, а это бесценно. — Руби доела последний кусочек кугеля, свернула пополам фольгу. — Да и не смогла бы она вылечить дади. Она, ришика, знает будущее, но изменить не в силах. Она же не Бог.
— Где она сейчас? — спросила Варя. — Дэниэл слышал, она снимает квартиру на Эстер-стрит, но номера он не знает.
— И я не знаю. Она нигде подолгу не задерживается. Так безопаснее.
В квартире у Сингхов что-то упало и разбилось, кто-то закричал на хинди.
Руби вскочила, стряхнула с юбки крошки.
— То есть как — безопаснее? — спросила, тоже вставая, Варя.
— Таких, как она, всегда кто-нибудь да преследует, — объяснила Руби. — Мало ли что ей известно.
— Рубина! — позвала миссис Сингх.
— Мне пора. — Руби влезла в окно и закрыла его за собой, а Варя спустилась по пожарной лестнице на четвёртый этаж.
Варя удивилась: о гадалке идёт такая слава, но при этом знают о ней не все. Когда она спросила о пророчице у продавцов в лавке Каца, с вытатуированными на руках номерами, те уставились на неё в ужасе.
