Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт - [204]

Они задержались в Сан-Франциско лишь на срок, необходимый, чтобы восстановить свои права на принадлежавшие им земельные участки, потом сели на поезд, отправлявшийся в Лос-Анджелес. Джон настаивал на том, чтобы проехать к Форт-Хилл, где он мог показать Джесси укрепления и остатки батареи, которые он возвел для обороны Лос-Анджелеса в 1847 году. Поезд доставил их из Лос-Анджелеса в Юма, где их ожидали армейские повозки, каждая с упряжкой в шесть мулов. Джесси, Джон и Лили поехали в первой повозке, пересекли реку Джила, где вода доходила до середины колес, и встали в первую ночь лагерем на берегу реки Колорадо. Это напомнило Джесси ее прежние дни пребывания в Калифорнии; ей лишь захотелось увидеть Биля и старину Найта скачущими по пустыне.

Джесси и Лили отправились на поиски жилья в Прескотте и сняли дом, построенный из сосновых и можжевеловых досок и обтянутый внутри хлопчатобумажным полотном. Дерево было источено паразитами, и женщины сняли полотно, отскоблили доски и обработали их горячим щелоком. Лили следила за тем, чтобы в доме всегда были полевые цветы во влажное время года, желтые и темно-красные цветы кактусов в сухой сезон. Каждую пятницу Джесси преподавала историю детям в школе. Она гордилась тем, как Прескотт становится довольно крупным поселением по мере строительства церквей, больниц и оштукатуренных домов. Поселок выглядел грубоватым, его деревянные тротуары порой разрушались песчаными бурями, а глинобитные дома размывали ливни; это был только что родившийся городок в дикой стране, находящейся в процессе превращения из территории в штат. Но разве вся ее жизнь и жизнь ее семьи не проходила в подобном окружении? Разве не таким был их образ жизни в молодых городах — Сент-Луисе, Вашингтоне, Монтерее, Сан-Франциско, Марипозе и теперь в Прескотте?

Обязанности Джона были простыми, они сводились к поддержанию скорее доброй воли, чем законности и порядка. К сожалению, аренда дома достигала девяноста долларов в месяц, на повара-китайца, рекомендованного симпатичной тетушкой в Лос-Анджелесе, уходило еще сорок долларов в месяц, а пища стоила в три раза дороже, чем в Нью-Йорке и Сан-Франциско. Джесси продолжала заниматься писательской работой, ведь оклад Джона в две тысячи долларов в год с трудом покрывал расходы на питание и аренду дома. Они не могли держать верховых лошадей, поскольку цена сена достигала пятидесяти долларов за тонну, но армейский пост позволял губернатору пользоваться его конюшней. Джон и Лили проводили дни в седле, разъезжая по пустыне. Джесси с трудом переносила большую высоту. Ей было трудно работать, часто не хватало воздуха, и, возвращаясь с прогулки, она сразу же ложилась. Она не говорила своим, что в этой новой стране ее сердце и легкие ведут себя странно и вялость, мешающая писать, вызвана чем-то иным, а не леностью и довольством.

Она держалась целый год, полная решимости не сдаваться и не тревожить семью. Но однажды, вернувшись после прогулки верхом, Джон и Лили нашли ее в обмороке на полу. Приведя ее в сознание, они потребовали рассказать, что случилось, и она не могла более скрывать свое плохое самочувствие. Джон немедленно объявил, что уйдет в отставку с поста губернатора и отвезет ее назад, на Стетен-Айленд. Джесси посмотрела на загорелое лицо мужа, излучавшее крепкое здоровье. Она не могла позволить ему вернуться к ненавистному безделью и безвестности.

В этот вечер она пришла к компромиссу: она возвратится на Восток; Лили останется в Прескотте, чтобы составить компанию отцу. Джон и Лили приедут на Восток для отдыха, а она посетит их в Прескотте при более благоприятной погоде. Ни муж, ни дочь не хотели, чтобы она уезжала, но она убедила их, что это лучший выход из положения.

Так Джесси виделась в последний раз с мужем и дочерью перед разлукой, длившейся целых три года, поскольку у них не было денег для поездок. Джесси жила в одиночестве в коттедже, который они ранее снимали на Стетен-Айленде, писала рассказы и очерки; они были сведены в книги под названием «Очерки Дальнего Запада», «Год американского путешествия», «Рассказы о воле и пути», «Воспоминания о моем времени». Ее произведения расходились сравнительно хорошо; доходы не гарантировали ее будущее, но позволяли оплатить расходы на Стетен-Айленде и ежемесячно посылать несколько долларов Лили для ведения домашнего хозяйства в Прескотте. Она вела экономную жизнь, носила старые платья, редко выезжала в Нью-Йорк, избегала светских встреч. Время от времени ее навещал Чарли, возвращаясь из плавания, и Фрэнк, ставший младшим лейтенантом в армии. Ханна Кирстен и другие ее старые друзья приезжали на несколько дней составить ей компанию.

И все же она была одинока. Она вспоминала слова Лили, сказанные в их библиотеке в Покахо, что, когда нет дома мужа, мать ползает, как подбитое существо. Мысленно она вновь и вновь возвращалась к тем годам, когда Джон уезжал с экспедицией и она жила без него полгода, год, два года. Подводя итог своим воспоминаниям, она поняла, что половину жизни провела в разлуке с мужем. Разлука была необходимой иногда ради карьеры, иногда из-за бродяжнического характера Джона, а ей совсем не нужной. Находиться в разлуке с мужем половину жизни — значит жить в супружестве лишь наполовину; а теперь было уже поздно наверстать потерянные годы, восстановить в супружестве то, что было растрачено. Она так много испытала, постарела и поэтому думала, что боль притупится, но этого не случилось.