Бессменная вахта - [59]

Она зарыдала.

— В депо на меня пальцами показывают: «Нэпманша, компаньонша!». Не знаю, в какой угол забиться от стыда. В стенгазете карикатуру нарисовали: «Алексей под вывеской «Доронин и К°», я в шляпе с пером за прилавком, а кругом деньги, деньги.

Комсомольцы погорячились, конечно, но слово не воробей, вылетело — не поймаешь. На собрании в депо Виктор Петрович во всеуслышание заявил, что Клава никакого отношения к лавке не имеет, а что касается Алексея Доронина — она за него не в ответе.

— Пусть тогда не женихается! — раздались голоса в зале, поднялся шум, но тут к трибуне подошла пожилая работница и сказала: ««Посмотрите на ее руки, не буржуйские они, не в кольцах, а мазутом изъедены, железом холены. А Алешка связался с нэпманами, так то наша общая беда. Он ведь не из буржуев, втянули его, бедолагу. Клава разглядела в Алексее человека с чистым сердцем, с рабочей душой. Алексей ведь и слесарит получше многих, и автомобиль может водить».

Клава вспомнила, как притих тогда зал, слушая заступницу.

…Беспокойство за судьбу Алексея так взволновало Клаву, что она никак не могла понять, чего от нее хотят.

— Клаша, неужели я вышел у тебя из доверия? — не теряя надежды на благоразумие плачущей женщины, спросил Виктор Петрович.

— Вы первый, кто помог Алеше, и вы же теперь хотите столкнуть его к бандитам. Если милиции нужно, так пусть и воюете ними! — Клава с укором посмотрела на Шманова.

«Вот она, наша работа, попробуй, докажи, убеди, растолкуй этой женщине, что нужно поступать так, а не иначе. Мы хотим уберечь, защитить Алексея, и она — тоже. Только по-разному. Вот и докажи ей».

— Понимаешь, Клаша, Алексей должен пойти на это только для виду, — продолжал Виктор Петрович. — И чем быстрее, тем лучше. Конечно, ему нелегко будет, однако, дорогая ты моя дочка, так надо. Пусть жулики-лавочники знают, что не работает он в депо, доверять ему больше будут. А если они заподозрят неладное, могут и убрать его. Он ведь тебе сам рассказывал, что Шарденов ему грозил. А когда схватим и обезвредим всю бандитскую шайку, Алексея с почетом восстановим на работе, народу правду скажем. Он тебя любит, Клаша, прислушивается к твоему мнению. Помоги нам, и жизнь его будет в безопасности.

— Его могут убить?

— Могут, — твердо ответил Шманов. — Самое верное сейчас — это поступить так, как предлагает Виктор Петрович. Мы с вашей помощью быстро обезвредим банду.

Клавдия глубоко вздохнула.

Решение

В тот же день Шарденов-старший, посоветовавшись со своими компаньонами по торговому делу, решил задобрить «хозяина»:

— Ты, Алексей, запомни: мы будем платить тебе больше. Ведь в твоем депо на сытые харчи и водку не заработаешь.

Алексей возразил:

— У меня сейчас времени нет, я в депо возвращаюсь, Для твоей лавки его не хватит.

— Пусть лавка моя, но компания носит твою фамилию, значит, она твоя. Заруби себе на носу: ты — хозяин, а от нас будешь получать, сколько дадим. Ты не бойся, если кто заинтересуется, у нас все бумаги в порядке. Спросят тебя, где, мол, мясо берешь, отвечай — скупаю у скотовладельцев. Да и кому до этого дело? Люди рады, что могут мясо купить, а кто такой Доронин — им наплевать. Если проболтаешься, из каких аулов привозят мясо, то, считай, крышка делу нашему, и тебе тоже.

— Компании конец? — не понял Алексей.

Шарденов криво улыбнулся.

— Тебе конец, дорогой. Будешь зарезан, как баран, ясно?

Ночная смена закончилась, и Алексей, усталый, но довольный, неторопливо направился к выходу. Шел по улице, задумавшись, и не сразу услышал оклик:

— Алеша! Алеша! — звала Клава.

«Заступать ей на смену с десяти утра. Не случилось ли что?» Взглянул на ее заплаканное лицо, прикрытое полушалком, заволновался.

— Сейчас все скажу, — тяжело вздохнула она.

Выслушав Клаву, Алексей решил:

— Я пойду в милицию…

И зашагал по шпалам. Клава кинулась было за ним, но путь преградил сначала маневренный с несколькими вагонами паровоз, потом на другую линию из мрака выполз длинный состав порожняка.

Алексей сидел на берегу реки, вспоминал прошлое, обдумывал свое, казалось, совсем никудышное положение.

Невзгоды Алексея начались давно, когда у него похитили документы. Помотавшись после демобилизации с флота по свету в поисках родных и никого не отыскав, он решил пристроиться хоть где-нибудь. Тогда-то и повстречался ему такой же, как и сам он, бездомный горемыка с сидором за плечами. Шли они, как оказалось, в один и тот же город. Доверчивый морячок обрадовался: с попутчиком веселее, о житье-бытье можно потолковать. Расторопный пехотинец ради дружбы из своего мешка достал пару вполне приличных офицерских сапог, на пристанционном базарчике сапоги «толкнули» за самогонку и краюху черного хлеба. Пошли на речку, на прибрежную зеленую лужайку, обмыли знакомство. Хмель клонил ко сну, а спать нельзя: не прозевать бы поезда, на котором решили ехать дальше. Новый друг предложил: «Ну, что, моряк, стряхнем сон, искупаемся?».

Вмиг Алексей скинул моряцкую робу и — в воду. Но тут же грохнул выстрел… Через несколько дней Алексей очнулся в рыбацкой хате. Ни одежды, ни документов при нем не было. Пехотинец исчез.

Алексея выходили спасшие его рыбаки. Он поднялся на ноги, окреп и запомнил на всю жизнь добрых людей, маленькую рыбацкую деревушку на берегу речки, возле которой чуть было не обрел свою могилу. Ему дали кое-какую одежонку, моряцкого вида как ни бывало. Тельняшка, бушлат, незаменимый зимой и летом, брюки клеш, пусть заштопанные и залатанные, лихая бескозырка, — все, что придает бравый вид моряку, заменили серая косоворотка, пропахшая рыбьим жиром фуфайка, опорки солдатских сапог. Эту справу принес ему Гаврила Иванович, старый рыбак, выловивший из реки Алексея.